Лев Безыменский - Операция Миф, или Сколько раз хоронили Гитлера
Я очень сожалею, мой фюрер, что доставил вам этим заботы, но я думаю, что они и без того лежат на вас угнетающей тяжестью. Нелишне подчеркивать, что эти мои рассуждения со столь деликатным содержанием я ни с кем не согласовывал и не обсуждал и никого не знакомил с этим письмом. Я не хочу становиться в позу и еще менее разыгрывать роль пророка, а хочу лишь сослужить хорошую службу вам, мой фюрер, и нашему делу, которое должно победить и которое победит...
Хайль, мой фюрер!"
Не только Геббельс приходил к таким еретическим мыслям. Например, в архиве Гиммлера сохранилось письмо его верного сподвижника, обергруппенфюрера СС Готтлоба Бергера, начальника Главного управления СС. Аргументация Бергера в его письме Гиммлеру от 28 сентябра 1944 года была такой: положение на фронтах тяжелое, дивизии обескровлены. Солдаты верят только Гитлеру, Гиммлеру и Геббельсу, в то время как Геринг - национальное несчастье. "Постарайтесь, - советовал Бергер, - освободить свои руки на Востоке на рубеже Карпат, а лишь следующий удар нанести на Востоке. Я по-другому отношусь к большевизму. Он не выдержит 1 - 2 поколений и сам сойдет на нет. Если англо-американцы ворвутся в Германию, то для Сталина будет бесспорно, что он должен вступить с нами в переговоры". И далее: "Если мы в переговорах с Россией достигнем успеха и заключим соглашение с Россией, это окажет воздействие на Англию: Черчилль сразу исчезнет, а победа Рузвельта на выборах станет сомнительной"{33}.
Сова Минервы вылетает поздно. Руководителям рейха не мешало бы пораньше задуматься о бесперспективности войны Гитлера против Советского Союза. Но, как говорится, когда боги хотят кого-либо наказать, то...
Военные преступления германского режима, уничтожение целых стран и народов невидимым грузом давили на Германию и ее тогдашних руководителей. Именно эти преступления объясняли панический страх Адольфа Гитлера перед встречей с победоносными армиями Иосифа Сталина, которые приближались к немецкой столице.
Гитлер в клетке?
Безусловно, отношение Сталина к Гитлеру менялось, как менялся и сам Сталин. В 45-м он уже превозмог психологическую травму, нанесенную ему Гитлером в году 41-м. Для оценки состояния Сталина в дни победы - в те дни, когда он действительно победил Гитлера, но не смог его заполучить, - у нас мало аутентичных свидетельств. Но вот одно из них, принадлежащее Молотову, который рассказал о любопытном эпизоде. На дачу к Сталину привезли карту Советского Союза, и он стал ее рассматривать со следующими комментариями:
"Посмотрим, что у нас получилось... На Севере у нас все в порядке, нормально. Финляндия перед нами очень провинилась, и мы отодвинули границу от Ленинграда. Прибалтика - это исконно русские земли! - снова наша, белорусы у нас теперь все вместе живут, украинцы - вместе, молдаване вместе. На Западе нормально. - И сразу перешел к восточным границам. - Что у нас здесь?.. Курильские острова наши теперь, Сахалин полностью наш, смотрите, как хорошо! И Порт-Артур наш, и Дальний наш, - Сталин провел трубкой по Китаю, - и КВЖД наша. Китай, Монголия - все в порядке... Вот здесь мне наша граница не нравится!" - сказал Сталин и показал южнее Кавказа"{34}.
Победитель, властитель минимум половины мира? Конечно, такого рода эмоции нельзя вменять Сталину в вину. Другое дело, что эту победу принесли ему народы Советского Союза, к которым он относился со смесью пренебрежения и даже презрения. С которыми мог поступать и поступал, как хотел. Еще в 1937 году после очередной ноябрьской праздничной демонстрации на обеде в весьма узком кругу он произнес такую речь, которую после обеда записал в своем личном дневнике Георгий Димитров, руководитель Коминтерна{35}:
"Стал.: Хочу сказать несколько слов, может быть, не праздничных. Русские цари сделали много плохого. Они грабили и порабощали народ. Они вели войны и захватывали территории в интересах помещиков. Но они сделали одно хорошее дело - сколотили огромное государство, до Камчатки. Мы получили в наследство это государство. И впервые мы, большевики, сплотили и укрепили это государство как единое, неделимое государство не в интересах помещиков и капиталистов, а в пользу трудящихся, всех народов, составляющих это государство. Мы объединили государство таким образом, что каждая часть, которая была бы оторвана от общего социалистического государства, не только нанесла бы ущерб последнему, но и не могла бы существовать самостоятельно и неизбежно попала бы в Чужую кабалу. Поэтому каждый, кто пытается разрушить это единство социалистического государства, кто стремится к отделению от него отд. части и национальности, он враг, заклятый враг государства народов СССР. И мы будем уничтожать каждого такого врага, был бы он и старым большевиком, мы будем уничтожать весь его род, его семью. Каждого, кто своими действиями и мыслями, да, и мыслями, покушается на единство социалистического государства, беспощадно будем уничтожать. За уничтожение всех врагов до конца, их самих, их рода!".
Кому тогда были адресованы эти угрозы - нетрудно понять, если учесть, что из 26 присутствовавших не менее 8 были вскоре уничтожены. Но тогда они дружно пили за здоровье великого вождя. Внимание руководителя "штаба мировой революции" Димитрова должно было привлечь другое: неожиданное обращение Сталина к "хорошему делу" русских царей. На первый взгляд, оно не могло не покоробить Димитрова. Но вскоре тому пришлось выслушать больше: рекомендацию Сталина... распустить Коминтерн. 20 апреля 1941 года Димитров записал такие слова Сталина:
"Интернационал был создан при Марксе в ожидании близкой международной революции. Коминтерн был создан при Ленине также в такой период. Теперь на первый план выступают национальные задачи для каждой страны"{36}.
Сталин напрямик сказал раболепно подчинявшемуся ему болгарину, что Коминтерн "является помехой". Правда, начавшаяся через два месяца война помешала осуществлению плана Сталина. Коминтерн был распущен лишь в 1943 году. Но уже в годы войны тот же Димитров фиксировал в дневнике очередное обращение Сталина к идеям монархии. Беседуя с болгарскими гостями в январе 1945 года, Сталин стал рассуждать о судьбах панславизма, обращение к которому он счел полезным для создания "великого" блока славянских государств в Европе в составе Болгарии, Югославии и СССР (о Польше и Чехословакии речи не шло). И вдруг Сталин стал размышлять:
"Может, мы делаем ошибку, когда думаем, что советская форма единственная, которая ведет к социализму. Оказывается на деле, что сов. форма лучшая, но совсем не единственная. Могут быть и другие формы демократическая республика и даже в известных условиях - конституционная монархия..."{37}.
