Мария Башкирцева - Неизданный дневник Марии Башкирцевой и переписка с Ги де-Мопассаном
Г. Л.-отец подходил к нам два раза во время заседания и указал нам всех знаменитостей, находившихся в зале. Одни сидели, сжав колени руками, и вся их поза как бы говорила, что они уж окончательно устали. Другие закрывали лицо руками или делали неопределенные жесты, которые, быть может, означали: остановитесь, будет уж!..
На скамьях левого и правого центра крайняя пестрота. На скамьях правой сидят все люди красивые, хорошо сложенные, хорошо одетые. Вид у них важный и манеры отменные. Все они стоят за Бога и за короля. На крайней правой — почти такие же: все люди моего лагеря.
Все эти партии просто приводят меня в отчаяние!..
Не будем притворяться на счет этой встречи с г. Л.
Это настоящие смотрины, и меня ужаснул цинизм отца.
Он наклонился к madame де М. и долго шептал ей что-то на ухо, словно меня там вовсе не было. Между прочим он сказал также:
— Я уверен, что она нравится моему сыну. Нужно только узнать ее мнение о нем.
Кровь бросилась мне в лицо, и у меня было мелькнула уже мысль повернуться в его сторону и измерить его таким взглядом, который тотчас же выяснил бы ему мои мысли на этот счет. Но я сдержалась и стала рассматривать в лорнет графа де-Мэна, легимиста, — красивого и очень симпатичного человека. Это честный и глубоко религиозный человек.
В общем заседание прошло очень спокойно.
Когда мы вышли, дождь все еще лил. Не хотелось искать кареты, и мы выехали в омнибусе. Чувствовалась натянутость и крайняя неловкость.
Серьезные причины задержали сына в палате. Отец поехал с нами и вел себя, как мальчишка. Он только и делал, что болтал о женских фигурках, об икрах, о ножках.
Эти господа думают, что я увлекаюсь Кассаньяком. Поэтому они не находят ничего лучшего, как злословить о нем в моем присутствии.
Кассаньяк сказал правду; его не было вчера в палате, а сегодня он уехал вечером.
Результатом этого заседания для меня было… еще большее обожание Рима…
Воскресенье, 27 ноября 1876 г.
Сегодня утром графиня передала мне, что молодой Л. приходил к ней вчера в 11 часов вечера. Он сказал ей, что влюблен в меня, что она, графиня, сделала его несчастным, дав ему возможность увидеть меня.
Я рассказала, что получила приглашение от баронессы и попросила у нее совета, должна ли я принять это приглашение, зная, что встречусь там с г. Л.
— Поймите, прибавила я, — что мне тяжело сознавать все то, что вы только что сообщили мне. Неразделенная любовь создает только врагов. Я совсем не хочу, чтобы в меня влюблялись. Я, с своей стороны, могу предложить только свою искреннюю дружбу.
— Все это прекрасно, дорогая моя, ответила графиня. — Но я советую вам не пренебрегать такими знакомствами… Они дадут вам много связей всякого рода, и кто знает?.. Может быть, сегодня, на вечере у баронессы, вы зароните семя, а возвратясь в Париж, увидите уже выросшее дерево. Этот молодой человек представляет блестящую партию даже для вас. Во всяком случае и положение, и связи Л. таковы, что пренебрегать знакомством с ними, повторяю, не следует.
— Вы правы. В таком случае я пойду к баронессе, но в этом же платье и шляпе.
Все прошло спокойно и с неподражаемым величием.
Гостиная была ярко освещена. Баронесса, в своем роскошном туалете, со своим прекрасным, молодым лицом, обрамленным белыми волосами, походила на портрет какого-нибудь старинного мастера. Барон позировал, как всегда, и держал себя так, как будто у него 100.000 франков годового дохода.
Бедный человек! Он никак не может свыкнуться с мыслью о своей бедности. Он сохранил свой важный вид и привычки прежнего времени, когда он еще был окружен роскошью.
В девять часов вечера в гостиную вошел молодой Л. Он медленно поцеловал руку сначала у баронессы, затем у ее сестры и у графини В.
Все эти напудренные головы и платья со шлейфами казались привидениями прошлого века. Скоро принесли стол, и некоторые из гостей уселись за вист. Все вокруг торжественно смолкло.
Со вчерашнего дня мне все кажется, что я играю какую-то комедию.
Поймите, ведь это выходят официальные смотрины!..
Я наблюдала весь вечер за Л. К сожалению, мои наблюдения ни в чем не изменили моего первого впечатления. Говорю «к сожалению», во первых потому, что именно его положение в свете вполне соответствовало бы моим желаниям, а во вторых, потому, что я, с своей стороны, вполне отвечала бы его желаниям.
Но антипатии, как и симпатии, не зависят от нас. Мы не властны в наших чувствах.
Я беседовала спокойно и сдержанно, умно и грациозно. Это, однако, не мешало им в то же время восторгаться моим энергичным, решительным видом.
«Она не повышает голоса», говорили они, «не меняет ни позы, ни жестов, даже тогда, когда ей приходится высказывать самые серьезные и самые необыкновенные суждения».
Без малейшего видимого усилия я успела показать, что много читала и занималась. Заговорили о браке. Молодой Л. стал излагать довольно странные теории…
— Влюбляться можно, сколько угодно, но жениться… Я, например, женюсь только на девушке, у которой будет хорошее состояние. Само собою разумеется, она обязательно должна быть хороша собой и умна, должна мне понравиться. Но состояние безусловно необходимо. Не могу же я, один из самых видных представителей своей страны, жениться на бедной девушке: Это было бы прямо святотатством.
Согласитесь, что это уж слишком сильно сказано. Баронесса обменялась со мною взглядом и сухо произнесла:
— Всем иностранкам это хорошо известно, поэтому-то они и составили себе очень дурное мнение о французах. Они убеждены, что французы женятся исключительно ради денег.
…Я сказала ему то же самое не далее, как вчера. Оказывается, мое предположение вполне подтвердилось. Это казалось мне чрезвычайно странным, а между тем, ведь так оно, в сущности, и должно быть. Мне дают имя, положение, блестящие связи с самыми видными фамилиями Франции и не менее блестящую карьеру. В обмен за это от меня требуют ума и денег. Такая коммерческая сделка вполне в порядке вещей. И не будь этот человек так антипатичен мне, я согласилась бы на такую сделку. Если бы дело шло только о его наружности, еще можно было бы столковаться. Но мне внушает отвращение его сухой, грубый, корыстолюбивый характер. Меня отталкивает его упорство и честолюбие, прикрытое тройным слоем светского лоска.
Да, он принадлежит к категории людей, у которых только и имеется один внешний лоск. Несмотря на изысканность и любезность, несмотря на милое и мягкое обращение, он должен быть человеком черствым, неприятным и злым.
Речь зашла о ясновидящем Алексее. Я как-то вскользь заметила:
