Григорий Ревзин - Риэго
Но Кавальеро — тайный сторонник Фердинанда. Он предупредил партию инфанта о готовящемся бегстве. Немедленно священники и монахи всполошили окрестное население. В аллеях Аранхуэса расположились тысячи крестьян, вооруженных дрекольем. Они силой помешают отъезду своих государей:
— Место испанских королей не в Мексике, а в Мадриде!.. Пусть колбасник сам сожрет изготовленное им блюдо!
При каждом появлении Фердинанда на дворцовом балконе толпа испускает восторженные крики.
Подзадоренный бурными проявлениями народного обожания, принц заявил родителям, что не последует за ними и останется в Испании.
Пока во дворце стараются уговорить Фердинанда, события развиваются совсем не так, как предполагал Годой.
Уже давно шло брожение в войсках. 18 марта 1808 года гвардейские роты присоединились к толпе, манифестировавшей перед окнами инфанта.
Партия Фердинанда поднимает голову. По наущению ее агентов солдаты оцепили тесным кольцом дворец Годоя, расположенный напротив королевского дворца.
Временщику едва удалось ускользнуть из рук бунтовщиков: он зарылся в кучу разного хлама, наваленного на чердаке.
Полтора суток пробыл Принц Мира в таком жалком положении. Не выдержав, наконец, мучившей его жажды, он решился осторожно спуститься вниз по лестнице. В протянутой руке был зажат кошелек, полный золота. Внизу стоял часовой.
— Все это — за глоток воды… — прохрипел поверженный диктатор.
Солдат швырнул кошелек наземь:
— Сюда! Ко мне! Я держу колбасника!
Со всех сторон сбежались солдаты, крестьяне…
Крики о поимке Годоя достигли ушей Карла и Марии-Луизы. Они стали слезно молить Фердинанда заступиться за их любимца. За его спасение они предлагали сыну хорошую цену — корону Испании.
Фердинанд с несколькими гвардейцами бросился в гущу разъяренного народа:
— Отдайте его мне! Годой не убежит от суда!
Растерзанный, трепещущий от страха, Годой валяется в грязи. Фердинанд пинает его ногой:
— Дарую тебе жизнь!
Принца Мира заточают в маленькой каморке в подвале королевского дворца.
* * *Даже тупице Карлу IV стало ясно, что при создавшемся положении ему остается лишь отказаться от власти.
Карл подписал свое отречение в пользу «возлюбленного нашего сына Фернандо, принца Астурийского». Народ встретил отречение ликующими кликами.
Как из рога изобилия посыпались воззвания Фердинанда к испанцам, полные нежных чувств и щедрых посулов.
Все происходившее в Аранхуэсе как нельзя более отвечало видам Наполеона. Он спешно направил на полуостров маршала Мюрата, назначив его главнокомандующим французскими войсками в Испании. Мюрат должен был возможно скорее достигнуть Мадрида и взять в свои руки все нити дворцовых интриг.
Мюрат стремительно двигался вперед. В сопровождении лишь штаба и небольшого кавалерийского отряда он почти незамеченным въехал в испанскую столицу: население города поглощено было приготовлениями к предстоящей на другой день встрече нового короля.
24 марта Фердинанд торжественно вступил в Мадрид. Это дало повод к шумным проявлениям народной радости. Мадридцы неистовствовали: расстилали свои плащи под ноги королевскому коню, лобызали колена «Желанного».
* * *Еще не умолкли на площадях Мадрида приветственные крики, когда Карл IV, поддавшись внушениям Мюрата, объявил свое отречение вынужденным. Трон, утверждал он, был насильственно захвачен Фердинандом.
Мюрат с первой же встречи показывает Фердинанду, что не считает его законным королем Испании. Прямолинейный, грубый солдафон даже перехватывает через край. Он отказывает Фердинанду в почестях, обязательных в отношении любого члена королевского дома, — позволяет себе сидеть в его присутствии, при обращении к нему опускает королевский титул.
Гранды возмущены. Фердинанд трусит. Не значит ли все это, что Мюрат поддерживает претензии его отца, требующего обратно «похищенный у него трон»?
Враждующие стороны засыпают Наполеона просьбами о вмешательстве. Он неизменно отвечает, что не намерен вторгаться в домашние дела испанской династии, однако в ближайшее время рассчитывает посетить Мадрид и постарается уладить на месте спор между отцом и сыном.
* * *Бонапарт и не помышлял о путешествии в Испанию. Это была лишь новая импровизация все той же лисьей политики. Наполеон посылает в испанскую столицу генерала Савари со специальной, весьма щекотливой миссией: обманным путем завлечь Фердинанда и всю королевскую семью на французскую территорию, в Байонну. Он говорит Савари:
— Если мне не удастся уладить дело так, как я того хочу, я смету их обоих. Я соберу кортесы и доведу дело Людовика XIV до конца. Я приготовился к этому и скоро выеду в Байонну. В Мадрид я отправлюсь только в самом крайнем случае, если это окажется неизбежным.
Савари действовал в Мадриде много тоньше и дипломатичнее рубаки Мюрата. Он стал всячески обхаживать молодого короля, заверял его в дружеских чувствах Наполеона. Фердинанд сможет убедиться в этом и сам при предстоящем в ближайшие дни личном свидании с императором, который спешит теперь из Байонны в Мадрид.
В это время Наполеон прибыл из Парижа в Байонну — французский город у самой границы, и остановился здесь, словно бы на пути в Мадрид.
Фердинанд намеревался встретить «своего покровителя и друга» с пышностью и великолепием, достойными покорителя Европы.
Он выслал к границе навстречу гостю трех именитейших грандов. К великому удивлению посланцев, они на своем пути по занятой французскими войсками территории не видели никаких приготовлений к предстоящему проезду императора.
Бонапарт все не едет. Фердинандом овладевает смутная тревога. Он не может скрыть ее от Савари. Тут генерал впадает в пафос:
— Пусть моя жизнь будет залогом того, что император выполнит все свои обещания! Его слово нерушимо, как гибралтарская скала!
Характер у Фердинанда слабый, и заверения Савари действуют неотразимо. Тревога сменяется новым приливом доверия. Чтобы сократить томительное ожидание, он решает сам выехать навстречу Наполеону.
* * *В начале апреля молодой король в сопровождении Савари отправляется в Бургос, надеясь застать там императора. В столице он оставляет Хунту[13] под председательством своего дяди дона Антонио.
Мадридцы встретили весть об отъезде короля с тревогой и подозрением. Что все это значит?! Жители столицы шепчутся между собой. Они смотрят с нескрываемой враждебностью на расставленные по городским перекресткам пикеты французских гренадер.
