Николай Черкашин - Белая карта
- И все-таки это строп, господин капитан 1 ранга!
Перечить командиру? Да это почти бунт в глазах дунайского ветерана.
- Та- а- к! - Угрожающе тянет Шабля и, отыскав взглядом старшего офицера, спешит к нему.
- Николай Александрович, - меняя тон на обиженный, просит командир. - Смените лейтенанта Петрова с вахты!
- Есть. - Без особого энтузиазма отвечает староф и подзывает кивком головы невольного свидетеля инцидента мичман Колчака. - Александр Васильевич, примите, пожалуйста, вахту на оставшиеся полчаса. Лейтенант, которого впервые за всю службу так нелепо снимают с вахты, взбешен. Он молча сдирает с себя шарф, кортик…
- Продолжайте поднимать провизию стропом! - Делает он ударение на последнем слове.
Его бешенство передается командиру.
- Николай Александрович, - топает он ногой, - арестуйте лейтенанта Петрова на сутки! И приставьте к его каюте «пикадора».
- Мичман Колцак, цем вы будете поднимать боцки?
Колчак медлит с ответом - злополучная «шестерка» возвращается на его голову, как промахнувшийся бумеранг. Но кривить душой на миру?
- Стропом, господин капитан первого ранга.
Шабля вытаращивает глаза. Это явный заговор против него. Отправить под арест дерзкого мичмана? Но он уже сам чувствует, что переборщил с Петровым.
- Вот, Николай Александрович, - ищет он защиты у старшего офицера, - вот видите, как заразительно вольнодумство! Я не ожидал… Не ожидал-с!
Голос его слезливо дрожит, он резко разворачивается и скрывается в рубочной двери. Старший офицер бесстрастно отдает распоряжение:
- Александр Васильевич, продолжайте подъем провизии… Стропом! - Неожиданно добавляет он.
…
Ужин в кают-компании против обыкновения проходил без шуток, подначек, смеха. За обеими концами стола - «барским» и «шкентелем - обсуждали вполголоса последнюю выходку Шабли. Все сочувствовали без вины пострадавшему лейтенанту Петрову-Девятому. Но пострадал еще и мичман Матисен, которому вместо съезда на берег, где его поджидала некая дама, приехавшая на свидание из Питера, выпало теперь заступать в караул, поскольку при арестованном на корабле офицере, начальником караула должен быть тоже офицер, а не унтер, как при обычном течении дел.
- Хочешь я тебя подменю? - Приходит на выручку приятелю мичман Колчак. У него нет пока знакомых дам, и он почти не сходит на берег, вникая во все нюансы корабельной службы. Договариваться о замене, они идут к старшему офицеру вместе. Тот играет в вист со старшим штурманом и доктором. В ответ на просьбу мичмана Колчака он задумчиво роняет:
- А возле шестого орудия на палубе масляные пятна…
- Но комендоры подкладывают брезент при смазывании пушек, Николай Александрович. - Осторожно вставляет Колчак.
- А что толку, когда обе стороны брезента вымазаны тавотом. - Не отрывает глаз от карт староф.
На помощь мичману неожиданно приходит старший штурман:
- Комендоры обязаны мыть только чехлы пушек.
- Знаю, но палуба грязная… Не все ли равно по какой причине…
Это надо понимать как отказ в благородной просьбе. Вирус вредности передался от Шабли старшему офицеру. Мичман Матисен идет заступать в караул, а мичман Колчак, взяв в штурманской рубке стопу лоций, располагается в своей каюте для удобного чтения.
… Как бездарно проходит время. Вот и еще один день уволокся за солнцем на запад… Он остро чувствовал счет своим дням, ибо они и в самом деле были сочтены, и сочтены коротко.
РУКОЮ КОЛЧАКА: «Я не мог никогда согласиться со многими деталями постановки…дела у нас во флоте. Я не буду здесь разбирать причины этого, хотя главное основание всех недостатков и неудобств военно-морской службы я вижу в малой подготовке личного состава, ничтожной практике, истекающей из огромной материальной стоимости плавания современного судна и происходящей из этих двух оснований характера чего-то показного, чего-то такого, что не похоже на жизнь. На наших судах служат, но не живут, а мнение мое, что на судне надо жить, надо так обставить все дело, чтобы плавание на корабле было бы жизнью, а не одною службой, на которую каждый смотрит как нечто переходящее, как на средство, а не как цель…»
Цель у него была - великая цель: пройти к Южному полюсу планеты.
У него не было времени на рутинный ход строевой службы… Сбежать бы от нее! Но куда?
Взгляд мичмана падает на прикнопленную к переборке общую карту мира. Да хоть бы в Антарктиду! К пингвинам…
Этот вопрос - куда сбежать от прозябания в он будет задавать себе не раз и не два… Куда деваться от таких командиров, как Шабля?
А хоть бы под пули британской пехоты, высадившейся на земле буров, как когда-то в Крыму высаживалась шотландская пехота - под барабанную дробь и вой волынок…
Пройдет время и мичман Колчак станет нести вахту «без тумана», то есть без сучка и задоринки. Более того, начнет учить сам других - молодых - вахтенных начальников.
Командир учебного клипера «Крейсер» капитан 1 ранга(впоследствии контр-адмирал), Г. Цывинский был весьма доволен своим младшим штурманом мичманом Колчаком. За четыре года почти непрерывных плаваний Александр съел добрый пуд морской соли.
Рукою очевидца: «Один из вахтенных учителей был мичман А.В. Колчак. Это был необычайно способный и талантливый офицер, обладал редкой памятью, владел прекрасно тремя европейскими языками, знал хорошо лоции всех морей, знал историю почти всех европейских флотов и морских сражений».
А тот отчаянно тосковал и тяготился, набившей оскомину строевой службой - через день на ремень.
Но где же выход?!
Глава четвертая. К ЗЕМЛЕ САННИКОВА!
Об этой загадочной земле толковали в России и царь, и псарь. Ее миражные отроги маячили сквозь летние туманы и зимние бураны за краем известного людям света - с глухоманных необитаемых островов Восточно-Сибирского моря.
Впервые увидел эту марь сибирский купец-промышленник, добытчик песца и мамонтовой кости Яков Санников аж в 1810 году. С той поры эта неведомая и недоступная земля лишила покоя многих людей - сильных духом и трезвых разумом.
Странное дело, мало ли в России земель, мало ли у нас больших и малых островов, островков, островищ? Но почему-то так не хватает ей именно этой призрачной земли Санникова в непроходимых морях. Чем же манили так россиян заснеженные кручи в пропащей дали? Добро бы золотые жилы там по распадкам змеились, как на Клондайке, или простирались бы лежбища тучного морского зверя, или хоть одна бухточка не замерзала в зиму, или… Но ничегошеньки, ровным счетом ничего та ускользающая земля не сулила. А на Москве и в Питере серьезные люди, не праздные мечтатели, не мальчишки-романтики, а все больше ученый народ - штурманы, геологи, гидрографы - ломали головы, как достичь заветных берегов.
