Вадим Фролов - В двух шагах от войны
Я посмотрел на бревнышко. Еще недели три назад и небольшой чемодан я тащил чуть не волоком... Ну, давай, собери всю свою настырность, Соколов-питерский. Я наклонился и взялся за конец этого проклятого бревна. Ладони у меня сразу вспотели, а по спине поползли мурашки.
Вначале я примерился и так, чтобы не заметил Громов, попробовал хоть чуть приподнять комель. Ого! Но, черт возьми, он оторвался! Тогда я подсобрал все мои силенки, крякнул и поднял конец бревна до своих колен. Ноги дрожали, глаза лезли на лоб и пот катился градом по лицу, но я держал, держал, торжествуя и гордясь собой.
- Бросай, - сказал капитан ворчливо, - на самолюбии больше выехал, ну да это тоже неплохо. Ладно, уговорил.
Комиссия долго и придирчиво осматривала, обстукивала, обслушивала меня, и наконец самый главный врач сказал:
- Что ж, могло бы быть и хуже. В общем-то ты вполне здоров, а силы в твоем возрасте довольно быстро восстанавливаются. Но имей в виду, что, если бы не капитан Громов, мы бы еще оч-чень подумали. Он сказал, что за тебя отвечает, так смотри не подведи ни его, ни нас. Езжай в свою экспедицию, моряк - с печки бряк.
Эх! И спасибо же вам, капитан Громов.
7
В конце мая капитану Замятину был вручен приказ от базы Управления рыбной промышленности - так теперь назывался Тралфлот. В приказе говорилось о том, что "капитану РТ-9" "Зубатка" после переоборудования первого большого трюма под жилье и бытовые помещения, ремонта главной машины и вспомогательных двигателей взять полностью в бункера уголь, часть снабжения экспедиции, получить по нормам продукты, принять на борт 140 подростков - участников яично-птичьей экспедиции на Новую Землю. Оформить портовые документы и 5 июля 1942 года выйти в район формирования каравана, следующего с торговыми грузами по своему назначению. Там взять на буксир парусное судно "Азимут" и комбинированное парусно-моторное судно "Авангард". Следовать с караваном до горла Белого моря, после чего идти самостоятельно до становища Малые Кармакулы на Новой Земле".
С первых чисел июня на факторию начали прибывать участники экспедиции, а когда кончились экзамены в школах, почти все сто сорок мальчишек были уже на месте. Временно, до окончательного оборудования судна, их размещали в бараках, но кто хотел, мог уходить ночевать домой.
Павел Петрович любил детей, особенно мальчишек - как-никак, у самого подрастали двое, - но тут, поглядывая на эту шумную, беспокойную ораву, он даже немного растерялся.
- Как-то управимся с ними? - спросил он Громова.
- Ничо, Павел Петрович, не в таких переделках бывали. Управимся! бодро ответил Громов, хотя и сам-то был явно "не в своей тарелке". - Ты вот что, капитан, давай занимайся своими делами, ремонтом и прочим, а с этими я уж сам. Перво-наперво надо их делом занять, утихомирятся маленько.
Замятин сочувственно покачал головой.
- А ты не сомневайся, - запальчиво сказал Громов, - шелковые будут. Да у меня и подмога кой-какая есть: боцмана опытного прислали, а завтра и комиссар должен прийти. Сдюжим.
Для начала Громов вместе с боцманом Семенычем - огромным бородатым мужиком в брезентовой робе и с вечной трубкой под носом - собрал всю свою буйную команду на причале.
- Значит, так, - строго начал он, - кто думает, что он сюда прохлаждаться али скакать, как козел, пришел, тот пусть сразу отчаливает. Ясно?
Поднялся такой гвалт, что у Афанасия Григорьевича заложило уши и он только поднял руку. Но тут же за его спиной будто гудок прогудел - это подал свой голос Семеныч.
- Тихо-о-о! - протрубил он, и ребята в изумлении сразу замолчали.
- Орать-то вы бойки, а вот как в работе? - продолжал Громов.
- А мы работы не боимся, - с опаской поглядывая на боцмана, сказал крепкий, рослый паренек, Саня Пустошный.
- Что делать-то надо? - спросил Антон Корабельников.
- Это другой разговор, - весело сказал Афанасий Григорьевич. Работы - выше головы, и сделать ее надо быстро. Кто топором, пилой, рубанком орудовать может? Ну, ну! Не галдеть! Подними руки.
Руки потянули вверх почти все.
- Молодцы, только так много не надо. Боцман отберет человек двадцать. С ним пойдете трюм оборудовать. Другие плотники со мной пойдут - в бараке надо кухню и столовую временную наладить: с послезавтра питаться будете здесь - экспедиционный паек вам назначен. Другие, кто поздоровее, на подноску материала пойдут. И остальным найдется работа - будете на фактории пока помогать, им тоже руки нужны. Вот пока что и все. Сейчас отдыхайте, а завтра с утра и приступим.
Следующим утром боцман Семеныч вооружил свою бригаду инструментом и повел ее в главный рыбный трюм. Здесь было темновато, сыро и сильно пахло рыбой.
- Ф-фу, - брезгливо сказал кто-то, - рыбищей воняет.
- И здесь еще жить! - поддержал его другой.
- А они думали, тут аромат магнолий будет! - насмешливо сказал черноволосый парнишка с хитрыми, веселыми глазами.
- Каких еще ман...голий? - спросил Колька Карбас.
- "Ах, аро-омата цвэ-э-тущей магнолии мне-е не забыть, не-е за-абыть никогда", - пропел парнишка тонким голосом.
Это было неожиданно, и все засмеялись.
- Ты кто такой? - улыбаясь, спросил парня Антон.
- Славка. Славка Крижевский, - сказал парень и гордо добавил: - С Одессы.
- Одесса-мама, - сказал Арся.
- Точненько! Она самая, - обрадовался Славка и протянул Арсе руку. Уй-уй, - заверещал он, - этот полярный медведь чуть не сломал мне мои музыкальные пальчики. Вы все тут такие?
- Кончай веселье, - загудел боцман.
- Дядечка, - не унимался Славка, - а вы нас в море не покидаете?
- Рази на наживку тресковую, - ухмыльнулся Семеныч, - на язык-то ты востер...
- Товарищ боцман, - уже серьезно сказал Славка, - мне моя любимая бабушка говорила: если вы не очень любите, когда посуда пахнет рыбой, ее надо мыть только холодной водой.
- А это правильно, - воодушевился боцман, - значит, будем мыть трюм забортной водой, раз ктой-то такой чувствительный.
Нельзя сказать, что мытье трюма было веселой работенкой, но все же под шуточки и песенки одессита Славки ее сделали за день.
На следующий день на палубе уже громоздилась куча бревен и досок, и под началом того же Семеныча ребята начали строить в трюме трехъярусные нары.
Димка Соколов, который вспомнил, что когда-то в школе делал табуретки, тоже был здесь. Но одно дело стругать на удобном верстаке легким и острым рубанком небольшой брусок, другое - стоя на коленях, шваркать здоровенным плотницким стругом по лежащей на палубе большущей суковатой доске. Рубанок спотыкался о сучки, стружка забивалась внутрь, и ее чуть не каждую минуту приходилось выковыривать, спина ныла, и соленый пот щипал глаза. Стиснув зубы, Димка продолжал мучиться, яростно чертыхаясь про себя. Рубанок вдруг соскочил с очередного сучка и поехал по доске, а Димка шлепнулся носом вниз, и тут же услышал чей-то сиплый смех. Встав на колени, он увидел Баланду. Тот, лениво развалившись, лежал на палубе в тени от ходовой рубки.
