Феликс Люкнер - Морской Чёрт
Теперь мы могли сами собой распоряжаться. Радость на судне была всеобщая. Злые предчувствия, которые готовы были зародиться в нас, улетучились. Все только жаждали зюйд-вестового ветра.
20-го декабря были еще раз проверены все приготовления, осмотрен весь такелаж и повторены все роли на случай неприятельского осмотра. Все палубные помещения были обысканы, чтобы случайно не осталось ничего немецкого. Мы друг перед другом, по очереди, изображали английского офицера, осматривающего корабль. Мои ребята основательно экзаменовали и меня самого.
― Где вы купили этот карандаш?
― Я приобрел их целую дюжину в Христиании.
― Есть ли у вас сёстры?
Я должен был всех их перечислить ― и т. д., в том же духе. Нужно было предусмотреть все возможности. Мы не должны были упускать из виду, что в случае неблагоприятных ветров мы могли неделями кружить взад и вперед в районе блокады между Англией и Норвегией.
21-го декабря задул легкий зюйд-вестовый ветер. Якоря были подняты, руль опробован, мотор прогрет и еще раз все осмотрено. Мы прошли под мотором узкий пролив между островом и материком и, выйдя в море, поставили паруса. Погода была пасмурная, голодная и неприветливая, в море была легкая зыбь. Были поставлены все паруса ― 2 600 кв. метров парусины. Полным ходом прошли мы вдоль немецкого берега и миновали передовую линию немецкого сторожевого охранения.
В десять часов вечера мы были уже у Хорнсриффа[10]. Отсюда мы пошли вдоль датских берегов. К восьми часам утра мы должны были подойти к выходу из Скагеррака, чтобы у неприятеля создалось впечатление, что мы действительно вышли из нейтрального порта. Но ветер круто повернул к северу. Что делать? Дальше на север ветер нас не пускал; назад мы не хотели; справа был берег, слева минные поля. Оставался единственный выход ― попытаться пройти через минные заграждения. Мужественное решение ― лучшая мудрость. Итак, лево на борт! Вся команда наверх в спасательных поясах! Счастье нам не изменило. Мы прошли между рядами мин и вышли в открытое море. Ветер стал крепчать. Мы не придерживались норвежских берегов, а пошли прямо к берегам Англии.
День 23-го декабря еще до сих нор памятен по той буре, которая разразилась у берегов Германии. Нам пришлось также почувствовать силу этого урагана. Южный ветер, который отнес нас на значительное расстояние от Германии, внезапно повернул на зюйд-вест, и барометр резко упал. Ветер с каждым часом крепчал и, наконец, дошел до силы шторма. Все паруса были зарифлены. Шторм давал нам возможность . испытать наше судно. Он, кроме того, благоприятствовал нашему намерению прорвать в эту ночь главную линию блокады. Мы продолжали идти вперед под одними штормовыми парусами. Судно имело столь сильный крен, что весь подветренный борт был в воде. Передвигаться по палубе не было возможности, приходилось обеими руками цепляться за штормовые леера. Все гнулось и скрипело. Мачты, казалось, готовы были сломаться, весь корабль сотрясался от ударов волн. Мы должны были, однако, все преодолеть, рискнуть всем, чтобы использовать ветер, который являлся для нас небесным даром. Даже если бы весь такелаж свалился нам на голову, это не было столь страшно, как неприятельский осмотр наших подчищенных бумаг. Буря завывала в снастях. То тут, то там лопались шкоты у верхних парусов, парусина отрывалась от шкаторины и прежде, чем успевали укрепить парус, он уже был разорван на куски, которые ветром уносило высоко в воздух. Мы неслись со скоростью 15 узлов.
В 11 часов вечера была пройдена первая линия блокады. Все бинокли были направлены в темноту в тщетных стараниях обнаружить сторожевые суда. Состояние было самое напряженное. Ни одного корабля не было видно. Падение барометра послужило противнику знаком предостережения, и он предпочел укрыться за английскими островами и быть в безопасности. Одно только судно смело шло наперекор буре, ― это был «Морской Чёрт». Он храбро прорезал волны, оставляя за собой белую, пенящуюся струю воды. Мотор, паруса и бодрый дух ― всё толкало судно вперед. Что за дивное ощущение! Все сильней разыгрывался шторм, все с большей силой напирал ветер на рангоут и такелаж; фордуны, ванты и брасы[11] свистели и дрожали, как натянутые струны.
Судно имело большой крен. Стоять на палубе было немыслимо, можно было только сидеть на фальшборте, удерживаясь крепко руками. Сильный крен нам был нипочем, нам могли быть опасны только волны, но и они не могли принести нам много вреда ― ведь мы шли под укрытием берегов Англии. Наш девиз был ― «прорваться, во что бы то ни стало!»
Мы шли с отличительными огнями: с правого борта зеленый, с левого красный. Нужно было показать, что совесть у нас чиста. Волны с ревом набегали с кормы, заливали всю палубу и, как водопад, скатывались через подветренный борт в море. Оба рулевых были привязаны к штурвалу. Все беспрестанно дрожало от напора ветра. Каждые четыре часа мы проходили градус широты. С часами в руках мы высчитывали: одна линия блокады пройдена, сейчас мы должны миновать следующую, а сегодня ночью в 12 часов мы подойдем к главной сторожевой завесе между Шетландскими островами и Бергеном. Половина двенадцатого ― англичан не было еще заметно, через 10 минут ― также нет, в полночь тоже нет. Итак мы проходим через главную линию сторожевой блокады. Но что значит эта блокада, если нет никого? Прошло еще четверть часа, полчаса, ― неприятель не появлялся. Ветер был нашим союзником.
Мы рассуждали так: прямой путь есть самый короткий. Если мы, пользуясь штормом, пройдем между Шетландскими и Оркнейскими островами, то мы тем самым выгадаем несколько миль. Итак вперед, прямым курсом.
В то время, как мы хотели лечь на избранный курс, ветер зашел на восемь румбов к вест-норд-весту. Это было для нас как бы предупреждением: здесь тебе не пройти, «Морской Чёрт!» Нас стало относить к северу до самой Исландии. Мы не могли ничего сделать. Приходилось подчиниться ветру и нестись все дальше к северу. Лучше застрять во льдах и в снегу, чем возвращаться к Шетландским островам. где сторожил враг, или оказаться вблизи Киркваля[12].
Начал ощущаться жестокий холод. Выйдя из Гольфстрима[13], мы попали в область, где день продолжался всего полчаса. Солнце поднималось в 11 часов и полдвенадцатого уже исчезало. Море становилось все более грозным, волны перекатывали через судно, и вода замерзала на палубе ― весь нос судна вскоре покрылся льдом. Снасти настолько обледенели, что не проходили через блоки. Мы пробовали всеми способами оттаивать их, но ничто не помогало. Нижние паруса, на которые попадала вода, затвердели, как дерево. Потайные люки примерзли, сорок человек команды оказались запертыми внизу, а двадцать четыре человека, помещавшиеся вверху, не могли попасть к своим койкам.
