Артем Драбкин - Танкисты. «Мы погибали, сгорали…»
«В строю стоят советские танкисты…»
Свидетельства ветеранов
Карасик Илья Исакович
Во время взятия Каменец-Подольского мой экипаж шел первым в батальоне. Навстречу нам появились четыре немецкие легковые машины, но когда они увидели танк на дороге прямо перед ними, то машины остановились, из них с поднятыми руками вышли немцы. Решили сдаться в плен, так как сразу поняли, что шансов спастись от огня танкового орудия и пулеметов у них нет. Танк остановился перед головной машиной. И тут мой механик-водитель, абхазец Пипия, высовывается из своего люка с пистолетом и стреляет в ближайшего стоящего возле танка немца. Убил его единственным выстрелом. А немец оказался генералом… Меня чуть не съели за это. Механика сразу куда-то увезли на растерзание, а меня долго еще таскали на всякие допросы, ведь за взятие в плен немецкого генерал-лейтенанта многим бы из бригадного и корпусного начальства перепали ордена и почести, а Пипия им всю обедню испортил. Я пытался объяснить, что находился в башне и не мог видеть, что делает высунувшийся из люка мехвод, но куда там… Отделался я легко, экипаж был лишен орденов за Каменец-Подольский, но сколько мне нервов тогда попортили, я и сейчас забыть не могу… Весь март и апрель 1944-го шла непрерывная череда боев, каждый из которых был похож на другой. Немцы постоянно вводили в бой свои танки и самоходки, нас бомбила авиация, мы теряли экипажи и технику. Под Проскуровым мой танк подбили, но экипаж успел выскочить из танка. В конце лета в районе крепости Старый Самбор я вышел из строя, а мой танк был сожжен. В последнее мгновение, перед тем как в нас попали, я крикнул своему механику-водителю Жене Бандалету: «Женя, впереди воронка, бери правее!», но он не послушал меня… Тут нам влепили снаряд в бок, и танк загорелся. Меня сильно контузило, экипаж выскочил, а я не смог. Но экипаж вернулся за мной, Женя Бандалет вытащил меня из танка, и ребята оттащили меня от горящей «тридцатьчетверки». А через минуту Женю убило осколками разорвавшейся рядом мины… Я потом добился в штабе бригады, чтобы Женю посмертно наградили орденом Боевого Красного Знамени за мужество в бою и за спасение жизни командира… Меня в бригадном медсанбате осмотрел начальник санслужбы бригады Маташвили и сказал: «Я тебя в госпиталь не буду отправлять, мы тебя на месте вылечим!»
Уничтоженный внутренним взрывом немецкий танк Pz.III
Надо сказать, что сильного страха перед боем у меня никогда не было, а с напряжением я научился справляться. Когда мы в июле сорок третьего шли в атаку на Хотынец, то я немного волновался, хоть и провел к тому времени на фронте почти год, но до этого у меня не было опыта больших наступательных боев, ведь раньше все время пришлось воевать в обороне, а тут мы лавиной должны были идти на позиции немецкой противотанковой артиллерии. А после этой атаки спокойно шел в бой, верил, что останусь в живых, и перед каждым боем говорил своему экипажу: «Ребята! Все выживем! Мы еще все вместе за нашу Победу выпьем!» Когда стояли под Брянском, то к нашему танку подошла цыганка, попросила что-нибудь из еды для себя и детей. Я отдал ей весь наш НЗ и все, что было съестное в экипаже, а потом попросил: «Погадай. Скажи, вернусь с войны с руками и ногами или нет?» Цыганка достала карты, которые выглядели как карты Таро, раскинула их и сказала: «Целым останешься. Будешь жить больше восьмидесяти семи лет». Я поверил в ее предсказание и, как видите, не ошибся… Был у меня еще один талисман-оберег, в который я верил. Весной сорок первого, на Пасху, я приехал из Ленинграда домой в Червень, и отец дал мне маленький перочинный ножик в кожаном мешочке и сказал: «Скоро война с немцами, тебя заберут в солдаты. Возьми, этот нож тебя спасет». Всю войну я носил этот мешочек с ножиком на себе. И ведь спас меня отцовский талисман. Сколько раз я мог погибнуть на этой войне, а все же остался живым.
«КВ-1» и «Т-34» в засаде. 26-я армия
Отрощенков Сергей Андреевич
Наш первый бой состоялся 26 июня 1941 года. Позже, повоевав, я стал понимать трагические ошибки и этого боя, и многих других боев начала войны. Но тогда мы еще не были настоящими солдатами, мы пока были неразумным пушечным мясом. Советская пропаганда работала отлично. В какой-то степени и она сыграла злую шутку с Красной Армией начала войны. «И на вражьей земле мы врага разобьем…» – пели мы, собираясь вести войну только наступательную. Многие тогда считали, что изучать, знать врага – это лишнее, врага нужно только бить, и при первом хорошем натиске противник побежит без оглядки. Даже учения, по крайней мере в нашем полку, были такие: «Противник занимает оборону на этой высоте. Вперед! Ура!» И помчались, кто быстрей. Однажды на учениях с боевыми стрельбами кто-то даже влепил боевым снарядом по башне танку, вырвавшемуся вперед. Слава богу, снаряд был осколочный, и никто не пострадал, плафоны в танке только посыпались. Так и воевали в сорок первом. Но одно дело – «Ура» кричать и мчаться вперед на изученном вдоль и поперек полигоне, другое – в реальном бою. Потом уже наше поколение молодых офицеров-танкистов, ценою многих жизней, создавало эффективную тактику танкового боя. Изучало структуру войск противника, их тактику и вооружение.
Есть в таком положении невозможно, но позировать фотографу – вполне
Все то, что необходимо знать, чтобы успешно воевать. Получив разведданные, грамотный командир по названию части противника должен определить, каким оружием враг встретит его, как с ним бороться успешно и с минимальными потерями. Но это было потом. А пока мы пришли к Дубно и встали в оборону перед городом. Небольшой городишко. Горит. Немцы выходят из Дубно колоннами, пока не замечая нас. А наши командиры, вместо того чтобы максимально подготовиться к встрече противника, решили покончить с врагом лихим кавалерийским наскоком: «Ура! За Родину! За Сталина!» Взревели моторы, и полк помчался в атаку. Здорово мы погорели там. Немцы остановились, на наших глазах быстро развернули артиллерию и как дали нам прикурить! Расстреливали, как в тире. Штук семьдесят этой мелюзги, легких танков «Т-26» и «БТ», участвовало в атаке, а осталось около двадцати. «Т-26» даже крупнокалиберный пулемет прошивал в борт насквозь.
Уничтоженная в секторе 32-й армии немецкая самоходка StuG 40
Разве это броня – 15 миллиметров?! Мой танк тоже был подбит, снаряд сбил подвесную каретку на гусенице. Немцы, почувствовав более или менее серьезное сопротивление, на этом участке стали в оборону и наступление прекратили. За ночь мы своими силами отремонтировали танк. Наш экипаж снова был готов к бою. В июне и июле дрались постоянно. Обычно получали приказ занять оборону на определенном рубеже. Занимали, ждали немцев. Иногда они шли на нас, тогда дрались, иногда немцы обходили нашу оборону на другом участке, тогда приходилось отступать, чтобы избежать окружения. Но отступали только по приказу. Ни разу немцы не пробили, не смяли оборону нашего полка. Скоро наш танк подбили, и пришлось его бросить. Танк сгорел 9 или 10 июля в окрестностях Новоград-Волынского. Никто из нас даже не заметил, откуда прилетела болванка. Нам попали в борт, и танк загорелся. Мы выпрыгнули около железнодорожного переезда, у меня комбинезон горел. Рядом была канава с грязной, болотистой водой, я бросился туда и сбил с себя огонь. В июле же на станцию Федоровка пришел эшелон с пополнением для полка, в котором были танки «БТ-7». Всего семь машин.
