Борис Маркус - Московские картинки 1920-х - 1930-х г.г
На толкучке можно было встретить и шарманщиков, и балалаечников, и даже бандуристов, много было просто нищих, бродивших здесь в огромной толпе. Однажды по-встречал я тут небольшую вереницу слепцов, державшихся друг за друга и ведомых каким-то молодым парнем. Они тянули какую-то заунывную песню, но слов разобрать бы-ло невозможно.
Встретил там и совсем безногого инвалида с Георгиевским крестом на груди. Значит, солдат первой мировой войны. Нищий герой. Какая нелепость! Он катился на низенькой платформочке с маленькими колесиками, отталкиваясь какими-то деревянными колодками с ручками. Ног совсем не было. Просто туловище на платформе. Иногда он останавливался и, протянув руку, хрипло просил милостыню. А потом отталкивался деревяшками и катился себе дальше. Очень печальная встреча. Очень.
Со временем толкучка исчезла, исчезли и продавцы, и покупатели, и просто праздношатающиеся. В Москве оставили всего лишь несколько рынков-толкучек — Сухаревку, Тишинский, Даниловский и несколько других. Постепенно налаживалась нормальная магазинная торговля, но со скрипом. Товара там было еще маловато, да и качество было неважное. Переулочки, освобожденные от открытой торговли, как-то сразу стали какими-то пустынными, тихими, патриархальными, очень московскими. Дома на них, вроде бы, совсем обыкновенные, простенькие, даже, может быть, невзрачные, но такие слившиеся со всем своим окружением, что без них просто и представить исторически сложившуюся часть города невозможно. Правда, со временем то тут, то там в разных местах появлялись отдельные более высокие дома, но редко. И они не очень нарушали собой общий вид переулков. Как-то мирно уживались с соседями.
А начинались оба эти переулка, Дурновский и Кречетниковский, с одного места — с Собачьей площадки, внутренней площади нашего района. «Собачка», как мы называли ее, была вроде Спасопесковской площадки, но только чуть побольше той. Ну, и попросторнее ее, наверное…
И никакого сквера на ней не было. Была голая мощеная булыжником треугольная площадь, стороны которой являлись как бы продолжениями застройки двух переулков. Сбоку площадки расположен был фонтан с урной, стоящей наверху гранитного столба. Вода лилась из каких-то морд, больше похожих на львиные. На толстых стенках высокого восьмиугольного бассейна размещались горельефы с амурчиками.
Фонтан был окружен невысокой металлической оградой. Признаться, долгое время я считал это сооружение не фонтаном, а памятником собаке. От этого памятника, считал я, и пошло название самой площади. Да, да, именно, памятника, и именно той самой собаке, которая жила у попа и съела у него кусок мяса, за что он ее «убил, в ямку закопал и надпись написал, что…» и т. д.
Вот верил этому, и ничего тут не поделаешь. Я даже размышлял, а где же тут сама могилка собачки? Наверное, под памятником с урной. Иначе за-чем она? Меня долго держало в своих руках это заблуждение, и я очень огорчился, узнав, что оказался не прав. Но тогда, почему же площадь называется «Собачьей»? Позднее только согласился с тем, что, как и «кречетники», «трубники», так и «собачники», обслуживавшие царский двор, дали свое имя площадке. Наверное, тут был собачий двор, царская псарня. А вот почему на фонтане установлена урна, так и не понял.
Собачья площадка была окружена невысокими особнячками. Была она тихая и какая-то старомодная. Даже более поздние постройки не так уж и нарушали общий строй фасадов площади. И очень ей шли и булыжная мостовая, и узенькие тротуары, и тумбы на них около ворот. Она была, как музей прошлого века. Недаром на ней находился «Бытовой музей сороковых годов».
Застройка боковых сторон площади в основном была двухэтажной. Как бы задним фронтом за этими домами были построенные значительно позднее многоэтажные доходные дома, выходящие своими безликими дворовыми фасадами в сторону Собачьей площадки. И те фасады были нарядными. А домики, выходящие на площадку тут впереди, хоть и не шедевры, но очень уютные особнячки. В основном, «послепожарные» и конца прошлого века.
Хорош собой был небольшой красно-белый особнячок с островерхими фронтонами, в котором размещался созданный в 1934 году Союз советских композиторов. Рядом с ним, вплотную прижавшись к нему, стоял невысокий особняк, в котором размещалось Музыкальное училище имени Гнесиных. Уже в те времена это училище славилось на весь Союз не меньше, чем сама Консерватория. Напротив был невысокий деревянный дом с четырехколонным портиком, увенчанным арками. Очень похожий на дом Щепочкиной, что на Спасопесковской площадке. Говорили, что именно в этом самом доме мать Ленина снимала квартиру, и он жил там некоторое время перед отъездом в ссылку. Может, правда, может, нет. Почему-то никакой доски, говорящей об этом, здесь на доме нет.
Запомнился мне также еще один дом на Собачей площадке между Дурновским и Кречетниковским переулками. С виду ничего особенного — дом, как дом. Трехэтажный, из красного кирпича с белой отделкой наличников, карнизов. Здесь была больница имени Снегирева, известного на всю Москву врача. В треугольнике площади дом занимал как раз основание, и поэтому его высота не только не противоречила общей композиции площади, но даже как бы подчеркивала значимость более низкой застройки сторон. Вся площадь была очень уравновешенной.
На Собачьей площадке, на углу с Борисоглебским переулком был одноэтажный дом, в одной части которого размещалась в первом этаже нефтелавка. А про другую часть это-го домика мой приятель Юрка Модель сказал, что здесь в самом детстве жил сам Пушкин, что отсюда его увез дядя в царскосельский лицей. Я не очень ему тогда поверил. Как-то не вязался Пушкин с керосиновой лавкой. Наверное, юркина фантазия. Но позже я узнал уже от Ивана Ивановича, что Юрка был прав, хотя и не совсем. Прав был относительно того, что в этом доме на «Собачке» действительно жил одно время Пушкин. Но не в детстве и не перед отъездом в лицей. Примерно, пару лет в середине двадцатых годов, то есть в самом расцвете своих творческих сил. Только пару лет, если не меньше. И не у себя, не в собственном доме или квартире, а у приятеля своего Соболевского.
А вот совсем под носом у Юрки, но с другой стороны его дома — на углу Большой Молчановки и Борисоглебского переулка в доме священника церкви Николая, «что на курьих ножках», семья Пушкиных в самом деле жила несколько лет. Вот тут-то он и жил в детстве. Отсюда-то его дядя и отвез в царскосельский лицей.
