Юрий Мейер - Записки белого кирасира
Самара отличалась от многих губернских городов тем, что имела постоянное каменное здание цирка. Это было одним из главных развлечений самарцев. Если в Петербурге и Москве цирки были под вывеской итальянцев Чинизелли и Труцци, то Самара была под влиянием Сибири, где цирк пользовался громадным успехом. Обыкновенно тут гастролировал цирк Стрепетова из Омска, приезжали к нам и знаменитые Бим и Бом. Помимо обычных, веками установленных номеров, обыкновенно третья часть программы отводилась чемпионату французской борьбы. Хотя результаты все были подстроены, но доверчивая публика с громадным интересом относилась к этому виду спорта. Нас, учащихся, пускали в цирк, и мы знали наизусть все технические приемы борьбы: «тур де тет», «тур де бра», «бра руле партерр», «двойной нельсон» — все это было нам известно. Нужно сказать, что французская борьба была тогда популярна во всем мире, и схватки таких чемпионов, как немец Гакеншмидт или американский поляк Збышко Циганевич и наш национальный русский герой казак Иван Поддубный, пользовались широкой известностью. В Самаре, правда, нам их не удалось увидать. У нас на первых местах был чемпион Поволжья Иван Заикин, позже ставший летчиком и летавший круг над ипподромами на своем «фармане» или «вуазене», привлекая чуть ли не все население города. При параде борцов выступал организатор турнира студент Лебедев, в поддевке, с обильной похвалой представлявший, например, Ваньку Каина, чемпиона Уфы и ее окрестностей, японца Сараки, у которого была такая сила в руках, что другой чемпион Шемякин показывал кисти своих рук со страшными синими и багровыми синяками. Дальше делал шаг вперед негр Бамбула, чемпион почему-то Египта. Турнир тянулся неделями, и Лебедев, видя, что интерес у публики пропадает, вводил новый элемент. Появлялась красная или черная маска и объявляла, что бьется об заклад и заплатит своему победителю 1000 рублей. В публике начиналось гадание, кто же скрывается под маской. В свое время я был очень горд тем, что летом 1912 года в Зоологическом саду в Москве видел действительно выдающегося по технике борца Луриха, рижанина, и новую звезду тяжелого веса Вахтурова.
Пусть читатель будет снисходителен ко мне и не думает, что я — поверхностный наблюдатель с чепухой в своих воспоминаниях, ничего не знавший о жизни бедных слоев населения. Я действительно не имел с ними соприкосновения. Одно могу сказать: за 17 лет я побывал во всех углах Самары, во всех ее пригородах и слободках. Дома там были почти сплошь деревянные срубы из кондового дерева, со ставнями на окнах и вырезными украшениями. Я не видел ни одного дома в запущенном состоянии, той трагедии больших американских городов, где целые кварталы состоят из брошенных владельцами и разрушающихся домов. Подлинную нищету в смысле жилья я увидел позже в Белграде, где по длинному склону холма были выстроены хижины из досок от керосиновых ящиков, то, что встречается почти во всех крупнейших городах Азии и Южной Америки, так называемые шентихаус. В Белграде этот поселок назывался Ятаган-Мала. В Самаре трущоб не было. Не было и признака установившегося коллективного строя очередей. В Самаре я их никогда не видел, разве только у театра за билетами на Собинова. Отказ в магазине от продажи какого-нибудь товара из-за отсутствия его на полках был просто невероятен. Все магазины по Дворянской, Панской и другим улицам были полны, да и бакалейные, галантерейные или москательные лавки в слободках имели все нужное для населения. Климат всего южного Поволжья неровный. Осадков мало, и при мне было два года, когда на юге Самарской и в части Астраханской губерний возникал в деревнях голод. Но его никто не замалчивал, а немедленно земство, правительство и Красный Крест организовывали полную помощь, и несчастье обходилось без смертей от голода. Передовая молодежь сейчас же устремлялась на помощь и «ехала на голод».
Материальное равновесие всех классов населения объяснялось исключительно низкими ценами на все. Никакого неуклонного возрастания цен не было. В России действовал закон спроса и потребления и конкуренции отдельных предпринимателей. Никаких трестов и монополий не было, и это давало возможность не только богачам (их было мало), но и людям среднего достатка, чиновникам и служащим, жить зажиточно и закупать в лучших магазинах города. Вместо московского и петербургского Елисеева у нас был Егоров, не уступавший столичным магазинам. В нем вы могли купить любые заграничные деликатесы, любые иностранные вина и сыры. С воспетыми Пушкиным шампанским Моэта и вдовы Клико и лимбургским пирогом я познакомился у нашего Егорова.
При устройстве приемов, да и просто к столу, за рыбой самарцы ездили на берег Волги в живорыбные садки. Там можно было выбрать нужную по размерам живую стерлядь. Для зажиточных людей в Самаре был ряд развлечений. Было два клуба, в которых велась крупная игра в «шмен де фер» и «макао». Был кафешантан под обычным названием «Аквариум». Летом в Струковском саду был открыт громадный ресторан, а на Волге на большой барже — роскошно обставленный яхт-клуб. Наши охотники дошли даже до того, что, насмотревшись на тир-о-пижон в Монте-Карло, на фоне лазури Средиземного моря, устроили свой на Коровьем острове, на фоне серой Волги.
В первые годы нашего столетия доктора лечили больных легкими кумысом. В пяти верстах от Самары было такое кумысо-лечебное заведение доктора Ященко. Это был сад, разбитый на 20 десятинах с тридцатью дачами, главным зданием и музыкальной беседкой. Кумыс в бурдюках с утра доставлялся башкирами и татарами на все дачи. Такое же заведение, но более фешенебельное, было к северу от Самары на берегу Волги. Оно было основано старым самарским доктором Постниковым, пользовавшимся громадной популярностью.
Зимой на ровном льду Волги устраивались бега. Овальная расчищенная и углаженная снегом дорожка длиной в версту окружалась забором. Нужно сказать, что, как ни странно, в Самаре у извозчиков были хорошие рысаки-орловцы. Самым знаменитым извозчиком был Николай Ратан с внешностью Стеньки Разина. Он первый завел экипаж на «дутиках» (резиновых шинах). Летом довольно часто на казенном пароходе ездили в Царевщину, где был курган Стеньки Разина, на тоню к рыбакам. Они при гостях вытаскивали невод с большим количеством рыбы. Потом варилась знаменитая на всю Самару уха. Кроме того, гостей потчевали так называемыми жарехами. Рыбу, я уж не помню какую, выпотрошив, насаживали на длинную лучину, которую наклонно втыкали в землю вокруг догоревшего костра, в котором было еще много угольев. Время от времени рыбу переворачивали на этих вертелах. После Самары я впервые натолкнулся на такое приготовление на Октябрьской ярмарке в Мюнхене, таким образом вокруг костра там жарили цыплят.
