Николай Горностаев - Мы воевали на Ли-2
А вслед за этим наступила глубокая осень — холодная, дождливая, пасмурная. Близилась зима. И не по дням, а по часам. Мы начали готовить самолеты к зимней эксплуатации. За два месяца напряженных боевых полетов под Сталинградом Ли-2 сильно поизносились, словно постарели. Краска лежала на них неровно, свежие заплаты поблескивали. То на одном, то на другом самолете виднелись следы пожаров, вмятины от осколков. Но они стали нам как будто роднее за эти месяцы. Неприхотливые гражданские самолеты терпеливо и надежно несли боевую службу, вынося экипажи из пекла, в котором им решетили крылья, фюзеляж, стабилизатор так, что по всем законам они не могли держаться в воздухе. А они держались.
Поэтому бережно вели мы на них регламентные работы, меняли моторы, делали ремонт, который был в наших силах. И машины верой и правдой служили экипажам.
В конце октября полк бомбил фашистский аэродром в шести километрах юго-восточнее станции Зрянской. Когда экипажи вернулись домой, мы недосчитались самолета старшего лейтенанта Ивана Томчука. Кто-то видел, как его поймали прожектора. Но экипаж на поврежденной машине совершил вынужденную посадку в двадцати километрах от нашего первого полевого аэродрома в районе озера Эльтон.
Командир полка вылетел на поиск и нашел самолет Томчука, но приземлиться рядом с ним не смог. Пришлось добираться, к поврежденной машине на автомобиле БАО. Обо всем этом я узнал на следующий день, когда получил команду лететь на Эльтон, захватив с собой двигатель, разобранный воздушный винт, маслорадиатор, стремянки, инструмент и продукты для пяти человек на неделю…
Двадцать километров от Эльтона к машине Томчука мы на тракторе с тележкой, загруженной доставленным на аэродром техническим имуществом, преодолели за день. Приехавший со мной техник А. Ф. Уткин лишь удивленно свистнул, оглядев повреждения. Снаряд разворотил правый мотор — сорвана головка пятого цилиндра, пробита гильза шестого, поврежден обтекатель, побиты лопасти воздушного винта, обшивка фюзеляжа.
Оценив положение, мы приняли решение перетащить самолет на более ровное место, с которого после ремонта можно было бы взлететь. Подвели трактор. Буксировочные тросы зацепили за оси колес шасси. Я расставил наличные силы, дал указания, кому за чем приглядывать, и занял место командира в пилотской кабине. Самолет, лишенный двигателей, превращается в неуклюжий металлический аппарат, в котором лишь тормоза имеют какое-то значение. Вот их я и взял под свой контроль. Взревел трактор, Ли-2 двинулся вперед. Борттехник шел впереди, указывая дорогу. Моторист слева, Уткин справа тащили стопорные колодки, готовясь в любой момент подставить их под колеса на спусках. Стрелок-радист у меня за спиной ручным насосом поддерживал высокое давление в гидросистеме, я действовал тормозами.
Степь. Она только с высоты кажется ровной и плоской. Теперь же нам пришлось убедиться, что это обман. За день с остановками, разворотами, спусками и подъемами нам удалось пройти всего полтора километра. Но и это была победа. Перед нами лежал ровный клочок земли, пригодной для взлета.
— Здесь остановимся, — сказал я, прощаясь с трактористом, борттехником лейтенантом А. Ф. Шпетаковским и мотористом, которые возвращались к Эльтону. — Вас ждем завтра с двигателем, треногой с лебедкой, бочкой моторного масла.
Трактор ушел, мы остались в степи одни. Ни огонька вокруг, лишь ветер свистит, несутся по небу низкие тяжелые тучи, а по степи — шары перекати-поля. Сумерки заволокли горизонт.
— Я тут стожок сена в балочке приметил, — сказал Уткин. — Надо бы сенца в машину натаскать, а то уж больно жестковато спать без подстилки в этом железном ящике.
Старшина Алексей Уткин отличался абсолютной надежностью при выполнении любых технических работ. Он мог сделать сложнейший ремонт аккуратно, точно. Однако его аккуратность и опрятность касалась лишь самолетов. Внешний вид самого же Уткина не раз вызывал нарекания начальства. Но здесь, в степи, вдали от базы он чувствовал себя отменно. Почти в полной темноте мы натаскали в самолет сена, застелили его изношенными моторными чехлами. Борттехник и стрелок-радист были в зимнем меховом обмундировании, мы же с Уткиным и моторист одеты полегче. Однако населенный пункт далеко, транспорта нет, да и машину в поле без охраны не оставишь. Придется жить, как сказал Уткин, в этом холодном железном ящике.
Ночь тянулась мучительно долго. Ветер бил в самолет, выдувая последние крохи тепла, сено грело плохо, и потому, едва в иллюминаторах стало сереть, мы решили начинать работу. Я распахнул дверь и не узнал степь. За ночь выпал снег, сровнял все ямы, весело кружилась поземка. Лишь этого нам не хватало…
Оглядев машину, понял, что своими силами демонтировать разрушенный двигатель мы сможем. А вот навесить новый?! Уж больно высоко его нужно поднимать. Но, как говорится, голь на выдумку хитра…
— Уткин! — крикнул я технику, который мрачно озирал заснеженную степь. — Зови стрелка, берите лопаты и ройте траншеи по ширине колеи колес шасси.
Уткин молча обследовал участок работы и взялся за лопату. Вскоре две глубокие траншеи с пологим входом и выходом для колес чернели на покрытой снегом площадке перед самолетом. Чтобы затолкать в них Ли-2, пришлось повозиться. Но вот он скользнул вниз, и крылья застыли над самой землей. Я распределил обязанности:
— Борттехник Шпетаковский, техник Уткин размонтируют и снимают воздушный винт. Они же готовят к съему поврежденный мотор. Моторист сливает масло из бака, рассоединяет трубопровод, помогает мне снять бак и маслорадиатор. Затем стрелок с мотористом промывают трубопровод бензином, для того чтобы очистить его от металлической стружки, которую мог дать при работе разбитый мотор…
Натянув заблаговременно припасенную палатку, установив треногу, навесив лебедку с цепями, мы взялись за дело. Выл ветер, швыряя в нас колючим снегом, подрагивал самолет. Стыли руки, болели от бензина — мы работали.
— Стрелок! Мустафаев! Уткин! Шпетаковский! Все сюда! — крикнул я.
Когда у поврежденного мотора собрался наличный техсостав, бережно, осторожно мы начали его снимать. К вечеру эта операция была закончена. Немало потрудившись, мы оттащили двигатель в сторону, освободив место для того, который привезли.
Ужинали в самолете, где хоть как-то можно было укрыться от ветра. Старшина Б. А. Мустафаев был назначен на время ремонта поваром. Продукты мы прихватили по четвертой норме — вермишель, картофель, консервы, хлеб, сахар… Стрелок оказался бойцом расторопным, побегал в округе и набрал дровишек для костра. Так что единственной оградой в морозном поле для нас стали вермишелевый суп, картофель в мундире да горячий чай. Сон сморил сразу после ужина, но и во сне я совершенно отчетливо ощущал, как болят руки.