Елизавета Мукасей - «Зефир» и «Эльза». Разведчики-нелегалы
Я болела очень часто: у меня был дифтерит, корь, частые воспаления легких, меня всегда вылечивали. Когда у Марии появилась вторичная форма малярии, мама взяла ее домой и стала лечить, а потом сестру послали в один город, где якобы была создана лабораторная клиника по борьбе с малярией. Мама сумела при помощи интерната ее туда отправить (это был город Андижан), и там ей ввели в спинной мозг какое-то лекарство (по-моему, хинин), малярия прошла, но Мария стала хромать, у нее стали отниматься ноги. Опять было придумано новое лечение, от которого ей вроде бы было лучше, и она под наблюдением мамы осталась дома и как-то хорошо стала расти и развиваться. Ей купили велосипед, и она ежедневно не только просто каталась, но и снабжала семью продуктами, устроив на своем велосипеде корзину и сумку для этого.
Таким образом, Мария от интерната отошла, а я прижилась. Мне нравились уроки в уютной комнате: парт не было, были скамейки и столы, за которыми сидели 30 человек. Все мы были разного возраста, и, конечно, был полный интернационал: узбеки, русские, немцы, казахи, киргизы, татары, был даже один эскимос, который ко мне лучше всех относился, а я учила его говорить по-русски. Он, например, говорил не «кушать», а «кусать», и когда учительница Вера Андреевна его поправляла, он говорил: «А Лиса меня так усила». Был в нашем классе даже перс — Мурад Мурадов. Он был в классе старше всех и самый умный. Мурад был музыкален, сочинял музыку и слова к песням, а играл просто на руках, настукивал по столу различные мелодии, мы же все вместе пели с ним. Мурад одной рукой дирижировал, другой наигрывал мелодию.
Кроме общеобразовательных предметов мы изучали немецкий язык. Учительница была настоящая немка — Эльза Павловна Кругель. Высокая, сухая, жилистая, злая. Мы все ее боялись и старались всегда выполнять домашние задания. Когда же окончили школу, ни один из нас не умел говорить по-немецки, все умели только читать. Моими любимыми предметами были русский язык и литература, но, может быть, потому, что Вера Андреевна была очень ласкова с ребятами и очень красиво говорила.
В школе было много прикладного хозяйства: садоводство, огородничество, портняжное, столярное дело, слесарное и кулинарное дело. Навыкам портняжного дела девочек обучал учитель-австриец Макс Адольфович Благо — крупный, довольно упитанный, рыжеволосый, с голубыми глазами. Он всегда носил чисто выстиранные и хорошо выглаженные чесучовые рубашки. Сам стирал, гладил, шил. Жил он один в маленькой избушке, близ школы. Нас учил еще и гигиене труда. Говорил, что белье надо менять каждые три дня, стирать вечером, перед сном, и обязательно, выполаскивая его в последней воде, вливать в воду одеколон. Мы этого делать не могли, так как одеколона у нас не было, а от нашего кумира всегда приятно пахло, он был «душистый».
Макс Адольфович меня научил шить на ножной швейной машинке «Зингер», кроить рубашки, брюки, кальсоны. А мальчишки работали в столярной и слесарной мастерской, чинили и мастерили новые столы, скамейки, табуретки. Руководил ими сам директор школы.
Все лето мы, словно муравьи, работали в садах и огородах, выращивали помидоры, огурцы, баклажаны, лук, свеклу, морковь. В обед наши столы были полны зелени, а часть овощей мы даже перерабатывали: производили консервы с помидорами (томатная паста) и баклажанную икру. Кулинарному делу нас обучала сестра Веры Андреевны — Зоя Андреевна. Это она посвящала нас в тайны кулинарного искусства, и мы научились готовить борщи, различные супы, а также узбекские блюда: плов, бешбармак, кавардак — они очень популярны в Узбекистане.
Мама моя, из троих работников кухни, была любимой поварихой. Она завоевала авторитет у ребят, так как по воскресеньям делала для детей вкусные, душистые, мягкие пироги — с мясом, с картошкой, с капустой. А баклажанная икра, бесспорно, была у нее вкуснее, чем у других поварих.
Наша школа-интернат выпускала учеников с нужными обществу деловыми качествами. В девятом классе учителя определяли способности учеников и направляли в свой же техникум. Лубенцов создал два техникума: агрономический и педагогический. Окончив три года этого техникума, студенты оставались при этой же школе агрономами или педагогами.
Талантливых ребят школа направляла в университеты и институты. Например, Миша Лобашов, окончив интернат, был послан школой и Наркомпросом на учебу в Ленинградский университет и, окончив его, остался в аспирантуре, получив степень доктора биологических наук, написал несколько книг по генетике. Миша Лобашов стал большим ученым мирового масштаба (он был старше меня на 5 лет), и когда я окончила школу с отличием («трудолюбие и добросовестность»), то Миша уже был в аспирантуре и являлся членом приемной комиссии в университете. Он был беспризорником, и в интернат его привезли насильно, с ножом в кармане, которым он вырезал куски каракуля у дам в шубах, выменивал добычу на хлеб, чтобы «пошамать», Впоследствии, когда он работал в университете, его биографией заинтересовались многие литераторы. Например, Валентин Каверин пишет в «Двух капитанах» о Мише как прообразе одного из капитанов.
Миша Лобашов старался привлечь интернатских ребят в университет. И ему удалось помочь поступить многим, среди них: Роберт Нусберг (из немцев), Моночка Игорова, Тимур Абубакиров, Нина Чинкова, Володя и Зина Кондратьевы и я.
Чтобы рассказать про университет, мне необходимо отступить и рассказать о периоде от окончания школы до университета. И другое — что делалось в моей семье. Мама день и ночь работала в интернате, ей дали еще работу в бельевой, где она штопала, шила белье детям. Папа совсем захворал, болел желудок и больше всего ноги, стал плохо ходить, но придумал себе работу: делал дома вешалки из дерева для одежды. Мария их продавала.
К этому времени появился в доме муж Марии (правда, незаконный). Это был красивый блондин-поляк с голубыми глазами, среднего роста, звали его Николай Кристаллович. Из польской семьи, по профессии электрик. Он же был и отцом Юрика. Когда их маленькому сыну исполнился год, Николая послали на работу в Таджикистан, Душанбе, а оттуда — в небольшое таджикское село Шахризабс. Уехали Николай, Мария и Юрик в полном здравии. Через несколько месяцев мы получили от Марии телеграмму, что она вновь заболела малярией, Николай запил, ребенок без присмотра.
Я была в это время уже в седьмом классе и на каникулы впервые в жизни поехала по железной дороге в Шахризабс. Семья Марии жила в захудалой мазанке, Николай валялся пьяный. Когда я спросила, где же Мария и Юрик, он ответил: «Они оба в больнице, у обоих малярия». Николай протрезвел, принес мне лепешку с виноградом, сказал: «Живи здесь», а сам куда-то скрылся. Рядом жила семья таджиков, в которой мать была активисткой, работала в Ликбезе и в Женотделе. Она заинтересовалась мной и посоветовала привлечь Николая к ответственности, дала мне координаты больницы, где лежали Мария и Юрик.
