Борис Земцов - Зона путинской эпохи
Совершенно ясно, что деньги наши откровенным и самым бесстыдным образом разворовываются. И терпеть это недопустимо, и перспективы «качать» права здесь весьма зыбкие. Тем не менее, оставлять все это без внимания, прощать, «проглатывать» – нельзя, иначе я просто перестану себя уважать.
* * *Али Борз, чеченец, бывший «смотрун» нашего отряда, переведен в одиннадцатый отряд. Тот самый, где сидят-содержатся в основном старики и инвалиды. Вчера мы пересеклись с ним накоротке, как всегда перебросились фразами-приветствиями, фразами-новостями. То, что я услышал, на этот раз поразило и удивило. На мой почти дежурный вопрос: «Ну как там на новом месте?» – прозвучало леденящее откровение: «Я теперь нахожусь среди людей, многие из которых четко сознают, что шанс выйти живыми у них, с учетом возраста, большого срока и собственных болезней ничтожен. Умирать им придется, скорее всего, здесь, более того, у многих из них на воле нет никого, кто мог бы забрать отсюда его тело и похоронить достойным образом. Жуткое ощущение». Похоже, я многое не углядел, недооценил в человеке, который неформальным образом «рулил» бараком, в котором я провел уже полгода своего лагерного стажа.
* * *В один прекрасный день со всех туалетов на швейном участке «промки» были сняты с петель и перенесены неизвестно куда все двери. Каждый, справляющий нужду, теперь оказывается в очень интересном, истинно «прозрачном» положении, подробности которого комментировать смысла нет. Из сбивчивых, откровенно бестолковых объяснений мастеров выяснилось, что подобное нововведение осуществлено по распоряжению администрации. Якобы начальство недовольно, что «спецконтингент» (то есть мы, арестанты) слишком часто и слишком подолгу уединяется в этих местах и тем самым отлынивает от работы. Удивительно, что подобное происходит в регионе, считающемся вполне цивилизованным, «продвинутым», откуда до столицы поездом добираться всего одну ночь. Заповедник невежества! Инкубатор дикости и кретинизма! А кто-то говорил мне, что эта зона – чуть ли не образцовая то ли в регионе, то ли во всем ведомстве…
* * *Оказывается, в зоне существует и, по всей вероятности, процветает «черный рынок» продовольствия. Его ассортимент составляют продукты, украденные из столовой. Наши продукты. Из нашей столовой. Цены гибкие, в зависимости от числа и степени влиятельности посредников. Мясо вареное, то самое, что исключительно редко появляется в наших мисках, – от 60 до 100 рублей за килограмм. Масло сливочное (в обычном арестантском рационе его нет, оно положено только тем, кому санчастью прописана диета) – 80 рублей за килограмм. Яйца (получаем исправно по субботам в ужин по одной штуке) – 60 рублей за десяток. Эквивалент наличных денег – сигареты с фильтром, самые ходовые – «Ява Золотая». Оценивать это явление с общечеловеческой точки зрения – мерзость! Вспомнить «постулаты» тюремного кодекса – мерзость вдвойне, тяжкий грех, гадкий коктейль из «крысятничества» (воровства у своих, таких же, как ты, арестантов) и «барыжничества» (наживе на нуждах ближних, опять же, таких же, как ты, арестантов). Подобное неминуемо жестоко должно караться, но… Если черный рынок харчей в нашей зоне существует давно и в виде отлаженного механизма, значит, это всех устраивает, значит, кто-то «крышует», разрешает, покровительствует. Выходит, и доходы с продажи украденных у нас продуктов делятся в нужной пропорции между нужными людьми. Значит, рыночные отношения в самом уродливом виде пронизали жизнь этой зоны. Повторяю, – это не частные, редкие случи, это – система, отлаженная, законспирированная, масштабная. Кстати, право на диетическое питание (питание, прописываемое санчастью, особо нуждающимся, тяжелобольным) в зоне также продается и покупается. Если этот вопрос «решать» через санчасть (понятно, в конспиративном порядке, при чьем-то поручительстве и чьих-то рекомендациях), подобное благо будет обходиться в 1200–1500 рублей ежемесячно. Если напрямую, с кем-то из тех арестантов, что подвизались на кухне, и чьи лоснящиеся хари мы регулярно видим в окошке с табличкой «выдача пищи», такса почти вдвое меньше. С учетом меньших гарантий и большего риска, понятно.
Конечно старые зеки-романтики, воспитанные на «правильных» традициях, узнав подобное, задохнутся в праведном гневе. Молодым же остается, похоже, только развести руками и произнести сакраментальное: «Не мы – такие, время – такое!». Тем не менее, традиционное разглагольствование об арестантской порядочности, братстве и справедливости на подобном фоне выглядят более чем несуразно.
* * *Помог соседу в написании «подметного» письма. Впрочем, почему «подметного»? Он готов поставить свою подпись под этим документом, в нем ничего не придумано, просто я помог человеку изложить ситуацию в соответствии с нормами русского языка, подсказал правовые акценты, которые он самостоятельно в силу своего весьма скромного образования и последствий хронического многолетнего алкоголизма никогда бы не смог расставить. Содержание документа, адресованного начальнику колонии, полковнику внутренней службы Чесалину говорит само за себя:
«20 октября 2010 года начальник 9-го отряда капитан внутренней службы Васильев в присутствии свидетелей, без объяснения причин сорвал со стены бумажную икону с изображением Иисуса Христа, скомкал ее и бросил на пол.
Прошу Вас:
а) объяснить Вашему подчиненному неправомерность и недопустимость подобных действий;
б) оградить меня и моих соседей от повторения подобных действий, грубо противоречащих существующим конституционным и правовым нормам;
в) принять во внимание, что в случае повторения подобных действий, я буду вынужден в установленном законом порядке обращаться за помощью в соответствующие инстанции и учреждения». Число, подпись.
Согласно существующему регламенту эту бумагу сосед отдал в руки вышеупомянутого начальника нашего отряда капитана Васильева. Так положено, и соблюдение этого положения от нас требуют неукоснительно. Реакцией последнего была откровенная, почти женская, истерика. Он то вызывал к себе автора документа и выкрикивал ему в лицо вопросы: «Ты? Чего хотел? Кто тебя научил? Кто это писал?», то отправлял его обратно, потом вызывал его снова и повторял вопросы уже в обратном порядке. Увы, довести дело до конца и добиться, чтобы указанное послание попало в руки главного адресата – начальника зоны у моего соседа духа не хватило. Годы активного алкоголизма бесследно для волевых качеств не проходят. Благородный порыв добиться справедливости сменился в нем более привычной, сонной безвольной апатией («Куда идти? Чего требовать? Зачем? Ведь и так уж не все так плохо»). Зато отрядник моментально этим воспользовался, составленную при моем деятельном участии бумагу моментально «потерял». Правда, наш проходняк он стал обходить стороной. К великой радости всех там обитающих. И формального автора известного документа просто перестал замечать. К еще большей радости последнего. Это победа! Велика сила не только печатного, но и рукописного слова!
