Жюль Ренар - Дневник
Особенно если видишь его зеленым.
* Способ заработать целое состояние: изучить устройство глаза совы и создать такой же, чтобы видеть ночью.
11 мая. Биванк, человек прямолинейно честный, говорит:
— Я заметил, Ренар, из ваших писаний, что вам частенько хотелось утопиться.
— Пока я ограничиваюсь сидением с удочкой на берегу.
— «Паразит», — продолжает Биванк, — очень нужная книга.
— Вот этот-то эпитет мы пока еще не нашли, — подхватывает Валлет. — Лично для меня — это юмористическая книга.
— Ничуть! — возражает Биванк. — Я считаю, что она ближе к Мольеру, чем к английской безулыбочной юмористике. Подобно «Тартюфу», «Паразит» вызывает смех трагическими эпизодами.
12 мая. Ох, эти разъезды из Булонского леса, с бегов, эти грустные лица, эти бледные кучера, эти господа, которые молча, серьезно глядят друг на друга, забившись в уголок кареты, этот жест кучера, подымающего руку, чтобы предупредить кучера заднего экипажа! Самые веселые здесь лошади, бодро поматывающие головой.
Старики, сожительствующие со своими дочерьми. А шлюхи! И эти люди веселились!
13 мая. Никогда ничего не делать, как другие, в искусстве; в области морали делать только то, что другие.
11 июня. Талант — это как деньги: вовсе не обязательно его иметь, чтобы о нем говорить.
Я уже приобрел врагов, потому что никак не могу обнаружить таланта в тех, кто говорит, что я на редкость талантлив.
* Он вышел за пределы своей натуры и ключ унес с собой.
* Хозяйка прислуге: «Вы слишком много спите, милая. Вы спите не меньше меня».
* Подумайте только, если я овдовею, мне придется ездить обедать в ресторан.
* При виде жирафов начинаешь верить в существование дьявола.
* Есть и такой вид мужества — сказать парикмахеру: «Не надо мне одеколону!»
* Серебро луны упало в цене.
14 июня. Неповторимая индивидуальность капли воды.
30 июня. Разве доказывает что-нибудь успех? Нужно ли приводить имена людей непонятых, пьес провалившихся, книг отвергнутых?
И, кроме того, может случиться, что в один прекрасный день у вас окажется талант.
9 июля. Писать прокаленными словами.
11 июля. Быть ясным? Но мы еле способны сделать над собой усилие, чтобы понять других.
* Поискать мемуары, автор которых не старался бы все время сойти за независимого.
12 июля. Когда она благоразумно приняла решение экономить, она тут же перестала подавать нищим.
13 июля. Искусство создавать ренту из собственного бескорыстия.
* Улитки с жирафьими шеями.
* Яблоньки в белых шапочках, похожие на начальника станции.
* Libera nos[42] от Гектора Мало.
* Блаженны могущие сказать: «Иду во Французский банк».
20 июля. Расин на столе у Верлена.
— Как-то утром, — рассказывает Швоб, — я зашел к Верлену, в подозрительную гостиницу, не стану вам ее описывать. Отворяю дверь. Кровать деревянная с железной спинкой. Железный ночной горшок, до краев полный, вонь. Верлен лежит на кровати. Виден лишь клок волос, борода и часть лица, желтого, помятого, воскового.
— Вы больны, мэтр?
— Угу!
— Вы поздно возвратились?
— Угу!
Он повернулся ко мне. Восковой шар стал виден весь, со всей своей грязью, нижняя челюсть вот-вот отвалится…
Верлен протянул мне кончик пальца. Он лежал одетый. Грязные ботинки торчали из-под простыни. Он отвернулся к стене. «Угу». На ночном столике лежала книга: это был Расин.
26 июля. У него был попугайчик, жирный, как кенар, который сидел у хозяина на плече и выщипывал у него волосы. Потому-то он и облысел.
27 июля. Опавшие листья стиля.
3 августа. Если вдохновение действительно существует, не следует его ждать; если оно приходит — гнать его, как собаку.
* Хорошо бы переписать «Мокриц» от первого лица! Я буду говорить: «мой отец», «мой брат», «моя сестра». Я буду персонажем, который наблюдает; у меня не будет определенной роли, но я буду видеть все. Замечу, что служанка раздалась в талии. Скажу: «Что же будет?» Буду всматриваться в лица. Скажу: «Ого, теперь мама хочет ее выгнать!» Историю Луизы вывести из истории Анетты, подробностями оснащу сам. Это будут воспоминания «несносного ребенка». Напишу: «Я получил затрещину, зато посмеялся». Сделать это очень веселым на поверхности и очень трагичным под спудом. Моя мать ничего не замечает. Она болтает с утра до вечера.
Так у меня будет «Рыжик» — или детство, «Мокрицы» — отрочество и «Паразит» — юность. Превратить их в интимную сатиру. Я приманиваю: «кис-кис».
5 августа. На минуту представьте себе, что он умер, и вы увидите, как он талантлив.
24 августа. Достаточно было мухе сесть на лист чистой бумаги, чтобы он разрешил себе лениться. Он тут же бросал писать из страха потревожить муху.
8 сентября. Всякий раз, когда в трубе завывает ветер, Рыжик вспоминает детство.
19 сентября. Быть мальчишкой и играть в одиночку под ярким солнцем на площади какого-нибудь провинциального городка.
22 сентября. Обед в «Журналь». Все приглашенные имеют договор (где, кстати сказать, наш договор с Россией?), по которому каждому обеспечено место в первой колонке на первой странице. Искусный калькулятор высчитал, что если бы собрать все эти заметки только за один год и разложить их, они от дверей ресторана протянулись бы до ворот Константинополя.
3 октября. Эрнест Ренан умер, и теперь некоторыми молодыми людьми овладевает беспокойство. У них нет веры — обходятся без этого. Я хотел бы видеть человека, который страдал бы от сомнений, как страдают от костоеды, и кричал бы от боли. Тогда я поверю в нравственные страдания.
И я тоже пошел посмотреть на Ренана.
7 октября. Благосклонный ко всему человечеству и страшный в отношении к отдельной личности.
* Ясный стиль — вежливость литератора.
10 октября. Да, да, Верлен — это Сократ, на редкость неопрятный. Входит, распространяя запах абсента. Ванье дает ему под расписку сто су, и Верлен не уходит, что-то бормочет, говорит больше жестами, хмурит брови, морщит кожу черепа, шевелит жидкими прядями волос, разевает рот, похожий на логово кабана, говорит с помощью своей шляпы и галстука, выуженного из помойной ямы. Говорит о Расине, о Корнеле, «который уже не тот». Он говорит:
— У меня есть талант, гениальность. Я могу быть симпатичным и антипатичным.
Возмущается, когда я говорю:
— А дело Ремакля[43], значит, не движется?
