Евгений Додолев - Влад Лиsтьев. Поле чудес в стране дураков
Меня совершенно деморализовали читательские отклики на материалы, посвященные 15-летней годовщине гибели Листьева. Конечно, правы коллеги, которые говорят, что комментарии пишут в основном «моральные уроды» и «сетевые дрочеры», пытающиеся таким образом «^компенсироваться». Но все-таки, по мне, несправедливо злобствовать в отношении расстрелянного кумира только потому, что он не бедствовал материально.
Есть особый жанр лаконичных комментов в Интернете. Речь идет не о трепетном развертывании тезисов, не о яростной полемике, нет. Здравствует достаточно обширная категория сетевых комментаторов, которые ограничиваются высказываниями типа «Опарыш!», «В Израиль», «Молчал бы уже». Из-за этого подавляющее большинство социально значимых ратуют за истребление анонимности в Интернете. Тем более что, допустим, с точки зрения спецслужб, никакой анонимности там нет.
Удивительно, но своя доза яда находится у этих ущербных для всех. Без исключения. В том числе и для тех, кто, с точки зрения социума, почти что канонизирован. Жесткий чулпангейт это подтвердил. Даже для Хаматовой, чья миссия, вне сомнения, благородна, эти любители спустить яд нашли в своем лексиконе пару-тройку гадостей. Они бы и мать Терезу порвали, как Тузик грелку, если бы она вела ЖЖ или выкладывала что-нибудь на Youtube.
Любопытно, что основной аргумент этого рода анонимов — «А ты кто такой?». Напомню, что этот истерический вопрос тов. Паниковского Остапу Бендеру носил совершенно риторический характер. Вопрошавший, конечно же, знал на него ответ. В Сети, как и в незабвенной сцене из «Золотого теленка», этот клич тождествен насупленному утверждению «Ты — никто». И задается он, естественно, теми, кто по сути-то есть НИКТО. И останется никем. Сетевое чмо прекрасно это про себя понимает. Это так называемая проекция. Ведь один из самых популярных упреков несчастных анонимов — зависть. Вот, например, написал публицист нечто о Михаиле Прохорове. И что? Самые слюновитые отклики в основе своей имеют тривиальную посылку: «Ты, сука, завидуешь, потому что Прохор-то богатый и красивый». Вне сомнений, это предположение приходит в голову завистливым. В первую очередь именно завистливым. Более того, человек набирающий на клавиатуре слово «опарыш», адресованное автору некоего текста, вызвавшего как бы недовольство, по сути-то себя ощущает этой самой личинкой. Ему плохо. Жена не дала (или муж изменил), на работе неприятности, соседи обижают. Единственная возможность как-то компенсироваться: бежать из оффлайна туда, где его не знают, и быстро-быстро выкрикнуть что-то неприятное. В реальной жизни такие комментаторы рисковали бы получить по морде. За любое из такого рода высказываний. Более того, в реале всегда есть опция взаимной коммуникации. Контраргумента. Диалога, наконец. Прекрасную зарисовку видел в Facebook’e у Миши Дегтяря:
«Сегодня очищал машину от снега. Злобную тетку увидел еще метров за двадцать. Такие обычно знают, как себя нужно в церкви вести. Лет 65. Сухие губы, злобный взгляд, черный платок. Подходит ближе. Вижу, что хочет грубость сказать. И точно:
— Ну что, не нравится тебе НАША зима?
Вопрос года… Обычно сразу посылаю, но здесь захотелось по-другому.
— Тетка, — отвечаю, — я свой. Еврей!..
Взглянула недобро, но ответила:
— Я думала, чурка.
И пошла себе».
Вот и поговорили. Да. Тетка не знает интернетов. Но внучок ее вполне может на какой-нибудь сетевой пассаж того же великолепного мегарепортера Дегтяря излить стакан слюны. Безнаказанно. Без всякого риска получить в ответ не то что весомую оплеуху, но даже остроумную реплику. Но на самом деле запрещать анонимные извержения тупой злости в Сети нельзя. Ни в коем случае. Потому что бессмысленные ядовитые комменты для этих ущербных комментаторов — отдушина. Они имеют дешевую возможность разрядиться и вновь подставить спины под плеть своего несчастливого быта. А если ограничить уродцев в этих болезненных упражнениях, неведомо к чему они в результате придут. Может, начнут просто мелко гадить соседям, а может, и младенцев станут душить. Помню, смотрел сюжет про какого-то киевского живодера, методично истреблявшего четвероногих. По мнению людей, знавших паренька, он в целом-то был «культурный», тихий ребенок. А родители запретили ему часами за компом просиживать, чтобы «зрение не испортил». Вот мальчик и реализовал свою тягу к прекрасному. Отомстил мирозданию, как смог. Право, лучше бы ослеп вовсе малолетний садист. Хотя, с другой стороны, помню, на записи программы «Право голоса» не без изумления узнал, что знаменитый главред культового мужского глянца в детстве истязал кошек. И Николай пытался доказать собравшимся в студии, что это, мол, нормально. «И все мальчики так делают». Не все. Нет. Не все так делают. Однако вот ведь что занимательно: из юного живодера может вырасти любимец публики, востребованный руководитель. Это не весело. И не грустно. Это так, как есть. Пусть растут все цветы? Ну-ну. Пусть растут.
Не знаю, надо ли с этим сражаться? И со всякими прочими сетевыми недугами? С бесконечным нашим самоедством? Некоторые пытаются. Прекрасно написал об этом Максим Кантор, один из немногих современников, общение с которым меня лично перепахало:
«Мы русские — разве этого мало? Это отдельная цивилизация с отдельной географией, историей, обычаями, привычками и физиогномикой, она абсолютно ни на кого не похожа. Британский историк философии Арнольд Тойнби, например, называет ее православной цивилизацией.
В абсолютно неистребимом комплексе неполноценности, которым страдают все наши интеллектуалы. Почему надо хаять свое прошлое и свою страну и в этом находить удовольствие, я понять не могу! И вот весь этот комплекс зависти, стремления подглядеть, что в тарелке у соседа, в сочетании с величайшими порывами благородства и самопожертвования — это и есть, по-моему, загадка русской души. Такого комплекса неполноценности, который переживает русская интеллигенция, я не могу себе вообразить ни в Германии, ни во Франции… Представить себе, что француз страдает от того, что он не похож на англичанина, — нереально! И даже англичане, которые не могут научиться варить картошку, чтобы ее можно было съесть, переезжая во Францию, где все очень вкусно, не испытывают ни перед кем такого комплекса.
В самой категории сомнения ничего дурного нет. Рефлексия — это очень хорошее качество. Когда общество разделилось на славянофилов и западников, это было крайне продуктивно: и тот и другой путь своим конфликтом стимулировали страну к развитию. Аксаков, Киреевский, Чаадаев, Хомяков, Белинский, Герцен — они могли быть не в согласии, но это не означало, что они друг друга подсиживали, писали доносы в партийные организации и требовали изгнать своего оппонента из профессии. Они предлагали рецепты развития общества, исходя из идеи всемирной истории. Всем русским мыслителям казалось, что мы не до конца соответствуем своему историческому предназначению. Любая культура переживает этот дуализм, Россия в этом смысле не исключение.
