Екатерина Мишаненкова - Грейс Келли. Принцесса Монако
Алекс был в два раза старше Грейс, но ее это нисколько не смущало, наоборот, ей всегда нравились мужчины гораздо старше нее. К тому же он был хорош — высокий, темноволосый, чрезвычайно обаятельный и с соблазнительным французским акцентом. Меркантильных интересов у нее не было, но они были и не нужны, Алекс д’Арси не один десяток красоток уложил в постель силой своего обаяния.
Грейс не выглядела доступной, и их роман развивался вполне платонически, но через несколько дней знакомства Алекс решил все же немного форсировать отношения. «Мы ехали домой на такси, — вспоминал он. — Мы были знакомы уже около десяти дней и несколько раз обедали вместе. Она была милой собеседницей, слегка застенчивой и из хорошей семьи. Она всегда проявляла робость, и это качество привлекало меня в ней. Одевалась она очень консервативно и со вкусом. Никогда не выряжалась, как те девицы, что готовы тотчас прыгнуть к вам в постель». Он положил руку Грейс на колено, и. был ошарашен ее ответной реакцией: «Она сразу кинулась мне на шею. Я глазам своим не поверил. Внешность оказалась очень обманчивой».
Они сразу же отправились к Алексу и провели вместе ночь. А потом еще одну, и еще — встречи продолжались около месяца, пока д’Арси не уехал на съемки в Париж. «Она была очень сексуальной девушкой, — мечтательно вспоминал он спустя почти полвека. — Достаточно было один раз к ней прикоснуться — и она взвивалась до потолка. Было ясно, что передо мной не девственница. Опыта у нее хватало. По натуре она была очень застенчива, хотя физической робости у нее не было. Во время секса ее истинная натура выходила наружу. Похоже, она тщательно скрывала, что таится у нее внутри, поэтому казалось, что она превращается в совершенно другого человека».
А еще Алекс д’Арси рассказывал, что в начале 60-х он случайно встретил Грейс, тогда уже княгиню Монако, когда отдыхал в Монте-Карло. Он не стал напоминать ей о старом знакомстве, понимая, что это может поставить ее в неловкое положение да и просто быть ей неприятно — горделивые принцессы обычно не любят, когда им напоминают о юношеских грешках. Но Грейс его увидела, узнала и, к его огромному удивлению, не отвернулась, а улыбнулась и приветливо помахала рукой.
14. Дон Ричардсон
Я не считала, что была готова работать в Голливуде. Я думала, что мне нужно еще многому научиться в театре.
В октябре 1948 года Грейс перешла на второй курс Американской академии драматического искусства. Учились там всего два года, поэтому второй курс был также и выпускным. К тому времени после жесткого отсева осталось лишь около половины поступивших в прошлом году, и к ним в Академии относились уже не как к студентам, а как к начинающим актерам. Теперь их разделили на группы, каждую из которых должен был обучать профессиональный режиссер. Теория закончилась, началась сплошная практика.
Грейс попала в группу к молодому талантливому и уже довольно известному на Бродвее режиссеру Дону Ричардсону, который недавно ставил дебютный спектакль Берта Ланкастера.
Настоящее имя Дона было Мелвин Шварц, хотя далеко не все об этом знали. Он уже был довольно успешным актером, когда ему отказали в роли из-за того, что он еврей. После этого он сменил имя на Дона Ричардсона и уже под ним прославился как режиссер. В то время ему было около тридцати, он был ярким, темноволосым и темноглазым — то есть внешне полной противоположностью холодной белокурой Грейс. Впрочем, поначалу он ею не слишком заинтересовался, как и она им. Ни о какой любви с первого взгляда и речи не было.
Началось все случайно — однажды они после занятий спускались на лифте, и один из однокурсников начал над Грейс зло подшучивать, а потом решил пугнуть и бросил ей в лицо щенка. Она разрыдалась, а возмущенный Ричардсон вытолкал студента из лифта и предложил проводить Грейс до такси. Никаких далеко идущих планов у него при этом не было. «Она мне даже не показалась хорошенькой, — вспоминал он потом. — Вся какая-то худенькая, на вид лет девятнадцати.»
Такси поймать не удалось, и поскольку на улице шел снег и было довольно холодно, Ричардсон предложил зайти в русскую чайную и согреться. Грейс согласилась. «На ее ресницах блестел иней, — рассказывал он. — Затем она пошла в уборную, чтобы высушить волосы, и когда вернулась, то уже сняла платок.
Вот тогда-то я и разглядел, что на самом деле она гораздо симпатичнее, чем мне показалось в лифте».
Но тут неожиданно выяснилось, что у него нет при себе денег. Страшно неловкая ситуация для любого мужчины, и Дон Ричардсон не был исключением. Чувствуя себя очень неудобно перед замерзшей девушкой, которую он не смог даже чаем напоить, он предложил ей зайти на минуту к нему, взять денег и сходить куда-нибудь перекусить. В тот момент он точно хотел только помочь несчастной девушке, ничего больше.
«Грейс никогда не была великой актрисой, — рассказывал он через много лет, вспоминая их знакомство. — Я был ее учителем, поэтому кому это знать, как не мне. Однако она обладала рядом на удивление выигрышных качеств, и одно из них заключалось в ее умении вызвать у людей сочувствие и желание помочь. Подчас Грей казалась совершенно беспомощной и трогательной, и у вас создавалось впечатление, что стоит ее оставить одну, как она обязательно умрет. Ей просто не выдержать таких мук. Видя, как она чихает и шмыгает носом, я проникся к бедняжке какой то особой теплотой — вы не поверите, но в этой тяге не было ничего приземленного».
Однако у Грейс уже были на него другие планы. Она помогла Ричардсону принести топливо для камина и смирно дождалась, пока он разожжет огонь и уйдет варить кофе. Но когда он вернулся, то не поверил своим глазам: «Я увидел, что Грейс разделась и легла в постель. Никогда не видел ничего более прекрасного. Потрясающее тело! Настоящая скульптура Родена. Тонкая, пленительная фигура: маленькие груди, узкие бедра, почти прозрачная кожа. Самая красивая обнаженная девушка в моей жизни!.. Это было совершенно неожиданно, мы даже не флиртовали. Я глазам своим не верил! Рядом со мной лежало создание неземной красоты. Я чувствовал, как меня охватывает какая-то неодолимая тяга к ней. Я влюбился в ее запястья. Я влюбился в ее щиколотки. Я влюбился в горячую кровь, что текла под нежной, полупрозрачной кожей. Я ощущал, что обязан взять ее под свое крыло, защитить и оградить от невзгод. Я вдруг понял, что влюблен по уши, и мне казалось, что и для нее это не просто случайность, что и она влюблена до безумия. Это была ночь неописуемого экстаза».
