Иван Степаненко - Пламенное небо
Вечером помылись в бане «по-ярославски», с березовыми вениками. Поужинав, пели песни. Иван Ребрик шутил, играл на гитаре. Теперь мы чувствовали себя настоящими истребителями. Всем присвоили звания старших сержантов. У нас есть свои боевые самолеты, и сегодня мы сели на заснеженную полосу наравне с опытными асами. Теперь нам и карты в руки…
На второй день, изучив район базирования по карте крупного масштаба, уточнив характерные ориентиры, командир звена старший лейтенант А. Д. Рыбакин вызвал Мосякина, Ребрика и меня.
— Слушай приказ, — объявил он. — Нам надлежит вылететь звеном по маршруту с целью изучения возможного района перехвата фашистских самолетов. Метод: наблюдение предметов на местности, сверка местности с картой, запоминание объектов, которые могут быть использованы как ориентиры. Замечу, что район Ярославля и Рыбинска, за исключением Волги, беден характерными ориентирами. Вокруг сплошные леса и болота.
Затем был определен порядок взлета и посадки.
Мы слушали приказ, затаив дыхание. Это уже боевая задача, и если встретим врага, то уклоняться не станем. Кроме того, облет района для нас означал, что наше комсомольское звено уйдет в боевой вылет первым.
…Запускаем моторы. Выруливаем. Вслед за командиром идут Мосякин, Ребрик. Теперь и моя очередь. Даю газ. Чувствую тяжелый бег колес по заснеженной дорожке. Двигатель работает ровно. Держу руки на рычагах. Беспокоит, что крылья почти касаются снежных сугробов. Зацепи чуть-чуть кончиком — и поломка, а то и авария. Мне не приходилось еще поднимать в воздух машину в таких условиях.
Самолет взлетел прямо и ровно. Итак, первый экзамен выдержан.
Построившись звеном в правом пеленге, прошли над стартом, как на параде. Внизу на фоне снега виднелись наши самолеты, снегоочистители, заправщики. Техники махали нам руками. Хотелось радоваться и петь: наконец-то в твоих руках грозное оружие. Теперь поскорее бы в бой!
В условленной зоне определили направление железных дорог, характерную конфигурацию лесных массивов и просек, населенных пунктов, водохранилищ. Возвращаемся домой. Командир снижается. Мы все идем за ним. Внизу вижу знакомые очертания летного поля. Скоро посадка, а там доклад о виденном, итоги, выводы. Завтра или послезавтра — боевое задание. Что же, машина и район облетаны, сам я давно готов к бою.
Подлетаю к аэродрому, готовлюсь заходить на посадку. Вдруг слышу внезапные перебои в двигателе. Тяга ослабевает. Проверяю кнопки зажигания, пробую сектор газа, пытаюсь увеличить скорость. Ничего не получается. Скорость молниеносно падает, самолет проваливается. Выпускаю шасси и снижаюсь. Прямо передо мной поле аэродрома. Вот колеса врезаются в снег. Проскочил полосу, не выдержав расстояния.
В конце пробега машина «клюнула» носом, сломался злосчастный винт… Вокруг меня поднялось большое облако снежной пыли.
Что теперь будет?
Прибежали техники, комиссар полка, подняли нос самолета, оттащили машину в сторону. Прибыл инженер.
— Докладывайте, — приказал строго. Отказал двигатель. Причины не знаю.
— Посмотрим.
Инженер полка Айвазов не «прогнозировал», хотя, безусловно, предвидел несколько возможных причин.
Осмотрели самолет, винт, опробовали управление, зажигание. Дошли до баков с горючим.
— Проверить основные, — приказывает Айвазов.
— В основных горючее выработано, — докладывают техники.
— Резервные!
Спустя минуту голос техника:
— Резервные не включались.
Так вот в чем дело! Горючее в основных баках закончилось. Следовало поставить кран на резервные — и двигатель заработал бы снова. Очень простое решение в создавшейся аварийной обстановке даже для самого молодого летчика.
Прошел час, и мне сообщили решение командира полка: за халатность, в результате которой произошла поломка боевого самолета, отдать меня под суд.
Моя вина была очевидной. Еще бы! Вывести из строя боевой самолет… И не при каких-то сложных обстоятельствах, а в обычных условиях, при облете района, вдали от боевых действий. И машина не старая, не побитая и потрепанная, а исправная, боеспособная. Вывод и решения командира были совершенно справедливы.
Прошел день, а меня почему-то не берут под арест. Лишь комсорг полка младший политрук Григорий Иванович Черных, встретив меня, со строгостью предупредил, что о моем проступке предстоит серьезный разговор на заседании комсомольского бюро.
— Потеряли комсомольскую ответственность, — сказал комсорг, перейдя со мной на «вы».
— Понимаю. А что теперь?
— Посмотрим, что решит бюро.
Я ходил как в воду опущенный два дня. На третий меня вызвал комиссар полка Миронов.
— Отдыхаешь? — спросил он и кивком указал на табуретку у стола.
— Вынужденная посадка, товарищ старший батальонный комиссар, — криво улыбнулся я.
Комиссар был задумчив и, как мне показалось, нервно вертел в пальцах карандаш.
— Как полагаешь, верно будет, если отдадим тебя под суд?
— Я готов понести любое наказание, — вырвалось у меня. — Заработал, товарищ комиссар. Допустил оплошность.
— Так… Значит, заработал? Так и следует понимать твои слова? — Миронов поднялся со стула, я тоже хотел вскочить, но он повел рукой, остановив меня, и прошел к двери.
— Правильно ты сказал. И главное, я считаю, в том, что человек, обдумав, сам кается, карает себя не менее жестоко, чем наказание, наложенное командиром или судом. Последнее действует не так, как собственное… Глубину своей вины за проступок почувствуешь тогда, когда устроишь суд над самим собою. Правду говорю?
— Правду, товарищ старший батальонный…
— Так вот, — Николай Иванович снова сел напротив меня. — Если ты уже достаточно прочувствовал свою вину и мыслями, наверное, побывал среди «штрафников»… Так?
— Побывал, товарищ комиссар, — тяжело вздохнул я.
— То мы с командиром решили не передавать дело в суд. Полагаю, хватит и того, что серьезно поговорили. Твой комэск тоже приходил и просил за тебя. Мы прислушались.
У меня повлажнели глаза.
— Вот это, брат, никуда не годится, — нахмурился Николай Иванович. — Ты, Ваня, человек военный. И привыкай ко всему. В иных обстоятельствах, случается, каплет из глаз, а ты повелевай себе: не смей! Ты воин. Не хныкать!.. Завтра тебе вручат отремонтированный самолет. Уверен, доверие наше оправдаешь.
— Товарищ комиссар… Буду летать и бить фашистов, пока хватит у меня сил! До последней капли крови!
— Ну, о смерти давай не думать. Не накликай, и она тебя обойдет, — улыбнулся Миронов, поднимаясь и давая этим понять, что разговор окончен.
