Борис Васильев - Скобелев, или Есть только миг…
А Скобелев был откровенно недоволен этой встречей и весьма мрачно настроен. Он полагал, что причиной внезапной инспекции его деятельности послужили письма, переполнившие чашу терпения Его Высочества, почему генерал-адъютант и решил выяснить этот вопрос незамедлительно.
— Полагаю, ваше превосходительство, что я изрядно надоел своими прошениями о личном свидании…
— Забудем об официальности, друг мой, — благодушно сказал Мурашов. — Твой батюшка Дмитрий Иванович — мой старый полковой приятель, даже друг, осмелюсь сказать. Не скрою, мне любопытно узнать причину твоей настойчивости, но это — не единственный повод моего приезда.
— Благодарю вас, Петр Николаевич. Признаться, мне надоели отписки с одним и тем же основанием: «Его Высочество в ближайшее время не может вас принять по причине болезни». Спрошу напрямик: это действительно болезнь или обычное дворцовое нежелание уделять время какому-то там штаб-офицеру?
Петр Николаевич вздохнул:
— Понимаю твою обиду, но болезнь Его Высочества, увы, не дворцовая, а самая что ни на есть натуральная. Он подхватил мингрельскую лихорадку, пароксизмы которой мучительны, неожиданны и отбирают массу сил. Изложи мне, что тебя тревожит, а уж я сам решу, посвящать ли в твои беспокойства Его Высочество, или мы сами найдем достойный выход.
— Пекусь не о себе, — досадливо поморщился Скобелев. — Пекусь исключительно об общем нашем деле — о войне в Туркестане. Я имел возможность поглядеть на нее там и сравнить ее с войною Кавказскою здесь. Вывод, сделанный мною, оказался неутешительным, почему я и позволил себе тревожить Его Высочество письмами. То, к чему я пришел, может решить только Его Высочество, если сочтет мои предложения достойными того, чтобы решать их вообще.
— А ну, расскажи, расскажи, — живо заинтересовался Петр Николаевич.
Скобелев готовился к серьезному разговору, едва получив приглашение генерала отужинать с глазу на глаз. Он тотчас же притащил толстый портфель, из которого начал извлекать карты, схемы и заранее составленные таблицы.
— Туркестанский театр военных действий ничего общего не имеет с опытом всей нашей многолетней Кавказской войны. Мы имеем дело со степными народами, легкими на подъем, быстро уходящими от преследования, имеющими в своем распоряжении множество конных отрядов с отличными всадниками на быстрых и непривередливых местных лошадях. Нападают они всегда неожиданно и всегда стремительно, столь же стремительно выходя из боя и скрываясь безо всяких следов. Они избрали верную тактику, Петр Николаевич, которая в конце концов втянет нас в безнадежную партизанскую войну на абсолютно незнакомой и непривычной для нас территории, где нет ни воды, ни корма для лошадей…
Скобелев подробно, со схемами, картами и таблицами доложил генералу реальную картину, до поры до времени прикрытую внешними военными успехами, которые газеты расписали, как окончательное сокрушение всех Туркестанских сил и возможностей. Мурашов слушал очень внимательно, задавал уточняющие вопросы, и благодушная улыбка хлебосольного хозяина постепенно исчезала с его лица.
— Анализ твой безупречен, но пугающ, — вздохнул он. — Болезнь ты подметил точно, но есть ли у тебя в запасе соответствующее лекарство?
— Есть, Петр Николаевич, — очень серьезно сказал Скобелев. — Надо завоевывать ханства, а не гоняться за отрядами. Но ханства неплохо защищены как пустынями, так и крепостными стенами, за которыми до времени будут укрываться отборные джигиты, всегда готовые к стремительным вылазкам. Тяжелую артиллерию к этим крепостям не подтащишь, следовательно, их надо атаковать с той стороны, с которой они ну никак не ожидают удара. Хива держит все силы на севере и северо-востоке, ожидая оттуда наступления наших войск. И генерал Кауфман не должен обмануть их ожиданий. Мало того, ему следует активно демонстрировать свою готовность ударить именно с той стороны, где они его и ждут, но…
Подполковник замолчал, весьма многозначительно и строго глядя на генерала Мурашова.
— Ну?.. — нетерпеливо спросил Петр Николаевич.
— Но кто-то должен ударить по Хиве с запада, перейдя непроходимые даже с точки зрения хивинцев солончаковые степи и полупустыни. Там нет ханских обученных войск.
— Откуда, откуда ударить?
— Необходимо двинуть достаточно сильный отряд из Киндерлиндского залива Каспия в направлении на Хиву. Там кочуют мирные киргизы, и я уверен, что проводника найти будет не сложным делом. Приблизительный состав такого отряда я расписал. В основном уральские казаки, одна-две легких батареи и пара ракетных станков для шума и грохота. Такую артиллерию можно протащить через солончаки, даже если лошади подохнут от голода и жажды.
— Да… — озабоченно вздохнул Мурашов. — С твоего дозволения, я заберу у тебя этот портфельчик. И доложу соответственно.
— Постарайтесь убедить Его Высочество, — почти с мольбою сказал Скобелев.
— Употреблю все красноречие, но обещать ничего не берусь. Через две недели все станет ясным.
— Почему через две недели?
— Потому что через пятнадцать дней ты получишь либо письменное согласие, либо письменный отказ, подполковник. Повторяю, никаких гарантий дать тебе не могу, хотя буду сражаться за твой план, аки лев.
3
Сын старого боевого друга настолько понравился Петру Николаевичу, что он вопреки обыкновению занес основной вывод этой встречи в заветную книжечку, куда до сей поры заносил только изречения, пророчества и парадоксы доморощенных мудрецов. И запись эта звучала так:
«Сего числа имел удовольствие познакомиться с сыном Димитрия Ивановича Скобелева подполковником Михаилом Скобелевым.
Удивил: мыслит государственно. Быть ему генералом…»
Вот почему через сутки после памятного ужина он опять разыскал подполковника:
— Тут неподалеку живет в пещерном затворе весьма, говорят, умный и проницательный старик. Да и сама биография его необыкновенна. Представляешь, Михаил, солдат из староверов попадает к горцам в плен, трижды пытается бежать, и трижды его ловят. А потом вдруг по доброй воле он переходит в ислам, два раза совершает пеший хадж в Мекку, удостаивается зеленой чалмы[26], женится, дети у него. И снова — вдруг! — возвращается к нам, пытается проповедовать преимущества магометанства, но церковь грозит ему нешуточными карами, и он от греха подальше роет себе пещерку и тихо живет там, исцеляя страждущих телесно и духовно. А я, знаешь ли, подобные людские экземпляры люблю и даже, признаться, коллекционирую их, что ли. И хочу этого странного двоеверца-отшельника послушать. Пойдешь со мной?
