Ю. Сушко - Владимир Высоцкий. По-над пропастью
— Ладно. Ты почему, Высоцкий, ушел с уроков?
— Все пошли, и я пошел.
— А кто первым ушел?
— Не знаю, я в окно глядел.
— Так.. А если бы твои товарищи пошли Кремль взрывать, а тебе поручили бы поджечь Мавзолей... — бедная Надежда Михайловна даже задохнулась от своего кошмарного предположения, — ты бы тоже пошел?!.
Прогул, конечно, было делом серьезным. Но не смертельным.
На 15-летие Володи мама испекла пирог со свечами. Друзья именинника хором прокричали: «Пятнадцать лет — пятнадцать свечей!» — и задули колеблющиеся огоньки. А вечером, когда ушли гости, сын вдруг сказал:
— Мамочка, не пеки мне больше пироги. Я уже взрослый человек и сам буду встречать день рождения.
На следующий год никаких пирогов на столе уже не было.
— Ну, Вовка, показывай, чем порадуешь? — Семен Владимирович уже окончательно вернулся из Киевского округа в Москву и решил всерьез взяться за сына. — Ага, русский язык — 4, русская литература — 4, алгебра — 4, геометрия — 5 (ого!), история, естествознание, география, история — тоже пятерки, молодец! Французский? Пять. Военное дело — четверка. Что ж ты отца-то позоришь? О, а физкультура — и вовсе трояк.. И как ты с такими оценками в десятый класс собрался? А дальше что?
— Десятый закончу без троек, обещаю.
— Ладно, посмотрим.
«В 10-м классе мы вдруг стали очень хорошо учиться, — вспоминал Игорь Кохановский, — чтобы был хороший аттестат и чтобы потом поступить... Первую четверть мы закончили прекрасно, буквально с 2—3 четверками... Но отметки нам еще не выставили... Четверть заканчивалась накануне 7-го ноября. А пятого ноября нас пригласили... в 187-ю школу... А там все было как-то очень скучно. И Володя говорит: «Слушай, нужно что-то придумать, а то все девчонки сидят, скука такая, и стихи какие-то читают — кому это нужно?!.» И тогда ходили анекдоты — переделки басни Крылова на армянский вариант, там всякие смешные сюжеты получались... И вот Володя вышел на сцену и с кавказским акцентом рассказал басни Крылова... потом анекдот о том, как медведь, охраняя сон охотника и желая согнать надоедливую муху, севшую ему на нос, взял булыжник и осторожно опустил его на голову мухе, правда, охотник при этом скончался. Басня имела громадный успех...»
Воодушевленный Высоцкий принялся рассказывать кавказские опять-таки анекдоты. Почти стерильные, в смысле приличия. Но исполнителю потом было не до смеха...
«Володе поставили тройку по поведению в четверти, — завершал грустную историю Кохановский. — После этого мы поняли, что медаль Володе не дадут, мне тоже не нужно, и поэтому стали немножко по-другому учиться».
Все эти вечера — полная туфта, постановил Акимыч, пусть на них идут те, кому делать больше нечего. Тут и голосовать не нужно было, все были согласны. «Хотя они устраивались для нас, но мы считали себя выше этого. Мы предпочитали многое другое», — загадочно говорил дворовый приятель Аркан Свидерский. Но это так, дворовый аристократизм.
Были, в конце концов, танцы, как учебный полигон брачных игр. Тогда в ходу была дежурная острота: что такое танцы? — трение двух полов о третий. В школах лишь на совместных вечерах жертвы раздельного обучения на час-другой (под бдительным педагогическим контролем) оказывались в менее противоестественных отношениях друг к другу. Но исключительно падеграс, падекатр, падеспань, польку. Только, боже упаси, не фокстрот или танго! Вальс — и тот вызывал сомнения. А девчонкам так хотелось хоть немного «пофокстрировать» или «потангировать», только вот кавалеры-скромники упрямо подпирали плечами стены зала.
Более вольными были танцы во дворе, когда теплыми летними вечерами распахивалось настежь чье-то окно на первом этаже, на подоконник выставлялся патефон, а еще лучше — радиола! — и начиналось! Сначала парни с парнями, девочки с девочками, потом уже смелели. Вот только пыль клубами, ужас!..
Дворы полны — ну надо же!
Танго хватает за души, —
Хоть этому, да рады же,
Да вот еще — нагул…
Местом «выхода в люди» был сад «Эрмитаж». Это была их вотчина, второй дом родной. Лучшее место для беседы, встреч с друзьями, лучшее место для свиданий. Путей проникновения в оазис светской жизни было множество. Только не через забор, к тому же он был высок. В сад пускали бесплатно тех, кто шел в кино или на концерт. Они встречали знакомую пару с билетами, двое проходили. Потом эти два билета передавались через решетку, шли следующие. И так далее.
Были особые, «высоцкие» способы: проходя мимо контролеров, Володя напускал на лицо маску идиота и громко здоровался со стражами порядка: «Датуйте!» — при этом дурацки хихикая и странно перебирая пальцами. Контролер с жалостью думал: «Ну, убогий, больной... Черт с ним, пусть идет себе...»
Они знали там каждую скамейку, каждый куст, знали, где что происходит, знали людей, которые постоянно туда приходили, с некоторыми даже раскланивались. Здесь, на летней площадке Театра эстрады, выступали все тогдашние знаменитости: Утесов, Шуль- женко, Эдди Рознер, Смирнов-Сокольский, Гаркави, Райкин, Миров и Новицкий... На их концерты они ходили по нескольку раз. Там же проходили первые гастроли зарубежных коллективов — от польского «Голубого джаза» до космического чуда — перуанки Имы Сумак с голосиной аж на четыре октавы. Толпа на нее ломилась со страшной силой, билетов не было. Но Володя дал слово: «Мы сегодня все смотрим Иму Сумак». — «Каким образом?» — «Это мое дело. Только не смейтесь, стойте железно».
В своем пиджачке-букле, при галстуке, он подошел в переводчику и сказал: «Я хочу с ней поговорить». Каким-то образом уговорил. Има Сумак вышла. Он начал с ней говорить, объясняться на каком-то наборе слов, очень похожих на английские. А произношение, имитация интонаций у него были блестящие, от природы. Певица внимательно слушала-слушала, потом чуть не заплакала и говорит переводчику; «Я ничего не понимаю, я не улавливаю смысла, может, я диалекта этого не знаю? Что он говорит?» Переводчик уже с ненавистью смотрит на юнца: «Тебя спрашивают: что тебе надо?» А нахал отвечает: «Мы с друзьями хотим послушать концерт Имы Сумак». Им тут же вынесли контрамарки, но предупредили: «Больше не появляйтесь!»
Бывали и на интересных выставках, как правило, представляясь: «Мы из кружка «Хотим все знать».
«До десятого класса никто из нашей компании водки в рот не брал, — утверждал Свидерский. — На праздники, может, и приносили бутылку сухого вина или хорошего «массандровского» портвейна...»
— Зато потом во всех ларьках у нас был кредит, — гордился Володя Малюкин, — нас все знали, нам верили. Вот если мы приходили и хотели, скажем, выпить воды или даже вина — «мальчики, пожалуйста...» А назавтра или через день мы приносили деньги. В «Эрмитаже» водка была по 95 копеек 100 грамм, а билет за вход — рубль. Пролез просто так, считай, еще на сто граммов сэкономил...
