Владимир Чернов - Искушения и искусители. Притчи о великих
Он стал просить взрослых отдать ему комнатку-прачечную, чтобы там была его мастерская, и они согласились. Там стояла цементная ванна, и он ставил туда столик, забирался сам и принимался рисовать. Если пришедшие в гости спрашивали родителей, куда запропастился их странный мальчик, родители отвечали однозначно, показывая пальцем в потолок:
— Там! — И поясняли: — На крыше. В старой прачечной. У него там мастерская, и он все время играет наверху. Один.
Иногда он спускался. Но просто спуститься, и все, он не мог себе позволить. Он, например, спускался, чтобы заявить, что научился волшебству. И может теперь оживлять неживое. Бросал на стол зеленый листок, стукал по столу волшебным камнем, и листок оживал, начинал уползать, взрослые только рты открывали. Это были глупые, ненаблюдательные взрослые. А мальчик просто разглядел то, что никто вокруг не замечал. Бродя по берегу, он однажды наткнулся на странных насекомых, похожих на листья, такая была у них маскировка. Почему никто из живущих рядом об этих зверюшках даже не подозревал? Ответа он не знал.
Или однажды отвезли его в поместье к художнику Пичоту. Побрел мальчик по двору с горстью вишен в руке, вдруг видит — дверь. Старая, коричневая, изъеденная древоточцами. Он дико возбудился, побежал, схватил три тюбика краски: белую, красную и кармин — и, поскольку левая рука была занята вишнями, начал правой выдавливать на дверь краски, устраивая на ней такие же вишни, как в руке. Красные сгустки с темными карминными бочками и белыми каплями света. А взрослые забеспокоились: вроде только что мелькал под окном, вдруг чего-то затих, прибежали, смотрят: вся дверь в вишнях. Говорят: Ах! Прямо как настоящие! Мальчик жалостливо на них посмотрел и давай дожевывать вишни из левой руки, а хвостики от них приделывать к тем, что на двери. А художник Пичот сказал: «Гениально! Мальчика надо учить!» На что мальчик отвечал, что не надо, он и так все знает. Все только руками развели.
В школе в перемену все спускались в сад по очень крутой лестнице, и всякий раз, взглянув с высоты, ему становилось страшно и хотелось прервать нарастающий ужас, прыгнув туда, вниз. И однажды он не выдержал и прыгнул, и пролетел до нижних ступенек, и прокатился по ним, и позволил себя собрать, замазать царапины и ушибы. Он потряс всех этим прыжком. И ему это понравилось. И на следующий день он снова прыгнул, и на следующий — снова. И всякий раз его собирали и лечили. И наконец настал момент истины. Он, как всегда, вышел на крыльцо; дети и взрослые, уже спустившиеся вниз, замерли: сейчас этот сумасшедший ребенок снова прыгнет и разобьется. И он — Не Прыгнул, а спустился вниз, как все, держась за поручень и наслаждаясь всеобщим вниманием. Вот такой мальчик-с-пальчик.
Папа не случайно считал, что мальчик немного не в себе. Зато мама считала: в себе, в себе! У них было тайное удовольствие, он забирался к маме в постель и прижимался к ней сзади, одетой лишь в тонкую рубашку. Они делали это молча и молча же расходились. Если б об этом узнал папа, он бы их убил! Просто у мальчика был эдипов комплекс. Он любил маму и не любил папу. Мама умерла, когда мальчику исполнилось шестнадцать лет. У нее был рак. А папа чуть ли не сразу женился на маминой сестре, тетке мальчика, которая всегда жила с ними, и, как говорили злые соседи, роман с сестрой жены у папы начался давно, еще когда мальчик был крошкой. Так что ревновать (к папе и папу) имели основания и мальчик и мама.
Но чуть позже, а пока он стал подростком. То есть оказался в том самом пубертатном состоянии, когда и возникает нестерпимое желание немедленно превращать себя во что-то невозможное. Как и полагается. Просто мальчишки чаще изображают из себя крутых бандюганов. А наш нежный мальчик отрастил себе длинные волосы и начал красть косметику матери, густо покрывая себе лицо рисовой пудрой, обводя карандашом для бровей вокруг глаз и кусая губы, чтобы придать им красный цвет. В семнадцать лет он отпустил бакенбарды.
Со всем этим и явился в Мадрид, в Школу изящных искусств. Когда он впервые ступил в студенческое общежитие «Ресиденсию», где самыми большими модниками считались лишь те, кто мог позволить себе одеться как денди, студенты онемели. Вдруг из глухой провинции явилось нечто. «Этот мальчик бросался в глаза… Его длинные бакенбарды и волосы ниспадали на воротник. На нем был охотничий жакет с мешковатыми бриджами, застегнутыми под коленями на пуговицы. Ноги обматывали особые обмотки, которые известны под названием „мулетки“, поскольку их носят каталонские погонщики мулов… Для большего эффекта Дали оставил промежутки между их витками, выставляя на обозрение свои волосатые икры».
Но компания, в которую его приняли, а главными там были ни много ни мало Федерико Гарсия Лорка и Луис Бюнюэль, такой наряд очень даже оценила. Из живущих в «Ресиденсии» так выглядеть не рискнул бы никто. При том оказалось, что этот безумный мальчик, похожий на девочку, говорил низким и хриплым голосом. Это было неотразимо. Компания так и воспринимала его — как сочетание маленького мальчика и безумца. Они решили, что такой сгусток обязательно должен приносить удачу и счастье. И они сделали его своим талисманом. Тогда же начались и отношения с Лоркой, который пробовал сделать из него любовника, но Дали от него шарахался, чуть позже объяснив происходившее следующим образом: «Он пробовал заниматься со мной любовью, но у него не получилось!» Есть снимок, на котором оба они в Кадакасе, среди скал, два гибких молодых тела безумной красоты. Поэт и художник. Впрочем, о Дали и Лорке, одна из величайших поэм которого называется «Ода Сальвадору Дали», — уже другая история. Может, как-нибудь в следующий раз.
А пока Они научили его кутить. Но перед учебой он решил полностью стать таким же, как они, и для этого сменить наряд. Вопрос был поставлен на голосование. Большинство было против превращения экстремального Дали в «одного из денди». Но Дали сказал, что из него и денди получится такой, какого они не виды вали.
Приготовления заняли у него два дня. Он коротко постриг волосы у лучшего парикмахера, купил твидовый костюм, под который надета была небесно-голубая шелковая рубашка с сапфировыми запонками в манжетах. Далее он напомадил волосы ужасно липким бриллиантином, затем натянул на них специально купленную сетку и, наконец, густо покрыл настоящим лаком для живописи. В таком сверкающем виде он и явился. Далее начался кутеж: «Мне хватило ровно пятнадцать минут, чтоб наклюкаться, а еще до шести часов следующего дня я пробыл под градусом».
Придя в себя, он обнаружил, что ему необходимо принимать участие в конкурсе на высшую художественную премию. Друзья сильно сомневались, сможет ли он удержать в руке кисть. Тогда он заключил пари, что выполнит конкурсную работу, ни разу не взяв кисть в руки и, естественно, не прикоснувшись ею к полотну. И выиграл: с расстояния в метр он принялся набрызгивать на холст краски, которые каким-то удивительным образом сложились в конкурсный сюжет. Только в стиле пуантилистов. Рисунок и колорит так всех впечатлили, что наглому мальчишке вручили первую премию. Теперь пришлось уже пропивать выигранное пари.
