Евгений Пчелов - Рюрик
Легенда о происхождении русских государей от Августа обрела статус исторической истины, в которой, впрочем, сомневались недоверчивые иностранцы. Так, посол Священной Римской империи барон Сигизмунд Герберштейн, дважды побывавший при дворе Василия III, в своих «Записках о Московии» упоминает эту версию (правда, весьма глухо), но тут же оговаривается: «Если верить бахвальству русских, эти три брата (то есть Рюрик, Синеус и Трувор. — Е. П.) вели свой род от римлян, как и, по его собственным словам, нынешний московский государь»[30]. Иван Грозный, заметим, был свято убежден в своем «римском» происхождении. По царскому примеру многие старинные роды русского дворянства начали создавать легенды о выезде своих предков из-за границы, в том числе «из Прус». Самая известная из этих легенд касается происхождения Романовых — второй великой династии России.
Создание родовой легенды взяли на себя представители тех семей, которые имели единых с Романовыми предков: Шереметевы, Трусовы, Колычевы. Когда в 1680-х годах создавалась официальная родословная книга Московского царства, получившая позже условное название «Бархатной» из-за своего переплета, дворянские семьи подавали в ведавший этим делом Разрядный приказ свои родословные. Представили роспись своих предков и Шереметевы, и оказалось, что, по их сведениям, русский боярин Андрей Иванович Кобыла — общий предок Романовых, Шереметевых и многих других знатных родов — на самом деле был князем, «выехавшим» из Пруссии[31]. Подобно Рюриковичам, оказавшимся преемниками прусских королей, а через них римских императоров, потомки Андрея Кобылы создали себе «прусскую» легенду.
В более полном виде этот рассказ был оформлен стольником Степаном Андреевичем Колычевым, который при Петре I стал первым русским герольдмейстером. Его усилиями происхождение Андрея Кобылы обрело новые черты. В 373 (или даже в 305) году от Рождества Христова (в то время еще существовала Римская империя) прусский король Прутено отдал свое королевство брату Вейдевуту, а сам стал верховным жрецом этого языческого племени в городе Романове. Город этот вроде бы находился на берегах рек Дубиссы и Невяжи, при слиянии которых рос священный дуб необыкновенной высоты и толщины. Перед смертью Вейдевут разделил свое королевство между двенадцатью сыновьями. Четвертым сыном был Недрон, потомки которого владели самогитскими землями (Самогитией или Жемайтией называлась западная часть Литвы). В девятом поколении потомком Недрона был Дивон, он жил уже в XIII веке и стойко оборонял свои земли от рыцарей-меченосцев. Наконец, в 1280 году его сыновья Руссинген и Гланда Камбила приняли крещение, а в 1283 году Гланда Камбила приехал на Русь служить московскому князю Даниилу Александровичу. Здесь он принял крещение и стал называться Кобылой. По другим вариантам, Гланда принял крещение с именем Иван в 1287 году, а Андрей Кобыла был его сыном[32].
Искусственность этого рассказа очевидна. В нем всё фантастично, и, как ни пытались историки проверить его подлинность, их попытки остались тщетными. Начало легенды аналогично польско-литовскому преданию, возникшему, по всей видимости, не ранее XV–XVI веков, в котором упомянуты братья Брутень и Вайдевут, по происхождению варяги, прародители соответственно прусских и литовских князей. Вайдевут разделил свои владения на 12 частей, правителем одной из которых был его сын Литво[33]. В рассказе о предках Романовых бросаются в глаза два характерных мотива. Во-первых, 12 отпрысков Вейдевута очень напоминают 12 сыновей князя Владимира, крестителя Руси, а четвертый сын Недрон — четвертого сына Владимира, Ярослава Мудрого. Во-вторых, очевидно желание автора связать начало рода Романовых на Руси с первыми московскими князьями. Ведь Даниил Александрович был не только основателем Московского княжества, но и родоначальником московской династии, преемниками которой являлись Романовы. Тем не менее «прусская» легенда стала очень популярной и официально была зафиксирована в «Общем гербовнике дворянских родов Всероссийской империи». Его создание связано с инициативой Павла I, решившего упорядочить всю русскую дворянскую геральдику. В гербовник вносились дворянские родовые гербы по мере их утверждения императором, причем вместе с изображением и описанием герба давалась и справка о происхождении рода. Потомки Кобылы — Шереметевы, Коновницыны, Неплюевы, Яковлевы и другие, — отмечая свое «прусское» происхождение, ввели в качестве одной из фигур в свои гербы изображение священного дуба, а само центральное изображение (два креста, над которыми помещена корона) заимствовали из геральдики города Данцига (Гданьска), соседствующего с древней Пруссией[34].
Но вернемся к Рюрику и его посмертной «биографии». Римские корни основателя княжеской династии вошли и в летописание. В 1541 году завершилось составление Воскресенской летописи, условно названной так потому, что ее список был вложен патриархом Никоном в Воскресенский Новоиерусалимский монастырь (ныне он хранится в библиотеке Российской академии наук). Всего известно 13 списков этой летописи, древнейшие из которых датируются серединой XVI века. Перед началом собственно летописного повествования в списках Воскресенской летописи есть вводные статьи, одна из которых посвящена происхождению Рюрика. Она называется «Начало православных государей и великих князей Русских, корень их изыде от Августа, царя Римскаго, а се о них писание предлежит» и восходит всё к тому же «Сказанию о князьях Владимирских». Текст этой статьи потом был включен в саму летопись, но составитель механически соединил его с рассказом о призвании варягов в том виде, каким он сложился к концу XV века. Помимо этого в Воскресенской летописи можно найти и еще некоторые дополнения к предыстории Рюриковичей. Так, в недатированной части летописи есть отдельная главка «О великом Новеграде и о Руси»[35]:
«И пришедше Словене с Дуная и седше у езера Ладожьского, и оттоле прииде и седоша около озера Илменя, и прозвашася иным именем, и нарекошася Русь рекы ради Руссы, иже впадоша во езеро Илмень; и умножився им, и соделаша град и нарекоша Новград, и посадиша старейшину Гостомысла…»
Здесь путь славян по северу Руси дополнен новым пунктом. Словене не сразу приходят к озеру Ильмень, а сначала осваивают берега Ладожского озера. Этот путь как бы соответствует сюжету Ипатьевской и других летописей о прибытии Рюрика сначала в Ладогу, а затем в Новгород. Кроме того, составитель Воскресенской летописи попытался объяснить само название Русь. Считая, что оно пришло с севера, он нашел подходящее географическое наименование — реку Руссу, впадающую с юга в озеро Ильмень (сравни также название города Старая Русса), и связал оба слова. Такой ход мысли для летописца XVI века вполне естествен (так же как и мнимая близость «руссов» с «прусами»). Поиск сходства, созвучия долгое время оставался единственным способом толкования тех или иных неясных слов, что было вполне оправданно в тот период, когда лингвистика находилась в зачаточном состоянии. Тем не менее мысль о связи этнонима «Русь» с топонимом Старая Русса оказалась живучей и периодически возникала в околонаучной литературе вплоть до недавнего времени.
