Артем Сергеев - Беседы о Сталине
Похоронки получили многие семьи, жившие тогда по Рублёвскому шоссе.
Корр.: Сын Сталина, сыновья Микояна были лётчиками, вы – артиллерист. На ваш выбор влияли отцы?
А.С.: Отцы влияли, но не уговорами, не требованиями, а примером и пониманием: отцы установили советскую власть, отцы создали великий Советский Союз, и святая обязанность их детей сохранить то, что создали отцы – СССР. Было совершенно ясно, что война приближается и надо будет защищать Родину от врагов. Когда я в 1938 году пришел в военное училище, комиссар училища- полковой комиссар Емельян Алексеевич Лисичкин- собрав нас, буквально пропел строки песни, популярные в то время: «И на вражьей земле мы врага разобьем малой кровью могучим ударом». А дальше объяснил: «Это не для нас, военных, а для домохозяек, чтобы они раньше времени не волновались. А для вас скажу: современная война может длиться даже и пять лет. Может, и меньше».
Каждый директор предприятия тогда имел пакет с пятью сургучными печатями. Он вложен в другой пакет, тоже опечатанный. Это так называемый «мобилизационный пакет». Директор мог его раскрыть только при чрезвычайном положении. А там написано, что делать в случае войны. Моя мама была директором текстильного комбината. У нее такой пакет был уже в 1937 году. В этих пакетах было расписано, кто и где готовит себе базу: кто уходит на Волгу, кто уходит на Урал, кто за Урал, кто каким видом продукции будет заниматься во время войны.
В 1937 году были созданы специализированные военизированные школы-десятилетки. Это был 8, 9, 10 класс, туда принимали мальчиков с крепким здоровьем и хорошей успеваемостью. Школы готовили молодежь к поступлению в военные училища. Они выпустили тысячи юношей, которые затем шли в военные училища. Я очень хотел быть лётчиком, но школы были объявлены артиллерийскими, было заявление Сталина о необходимости и значении артиллерии. Был и лозунг ЦК комсомола «Молодежь – в артиллерию». И когда объявили, что школы наши будут артиллерийскими (было ещё две авиационных и одна морская), то я несколько дней страдал, потом понял: раз сказано – в артиллерию, значит, так надо. Я, член комсомола, гражданин своей страны, знал, что должен выполнить ту задачу, которая поставлена. Не как я хочу, а как нужно стране.
Да, кое-кому было разрешено из этих школ пойти в летные училища: например, Василий Сталин пошел в летное училище после 9 класса. Это и было его привилегией, такая привилегия была и у Тимура Фрунзе. Привилегия драться в бою. А ведь лётчик дерется в открытом бою напрямую с противником.
После ранений у меня были документы ограниченной воинской годности. Но мысль о том, что я могу остаться в тылу, не участвовать в бою, когда идут сражения за родину, приводила в дрожь. Когда после ранения я снова приехал в декабре 1941 года под Нарофоминск, зашел в блиндаж, где были мои солдаты, то мне стало жутко: неужели я мог бы сюда не попасть? Меня могли и в тыл загнать. А здесь я среди своих, я выполняю свой долг, делаю то, что мне положено, никто не может меня упрекнуть, и я сам себя, что делаю что-то не то.
Корр.: В каком году вы вступили в коммунистическую партию, в каком году вступил в партию Василий Сталин?
А.С.: Я вступил в 1940 году, будучи курсантом 2-го Ленинградского артиллерийского училища (в прошлом Михайловское императорское артиллерийское училище, образованное в 1825 году). И Василий тоже вступил в 1940 году, курсантом Качинского военного училища лётчиков.
Корр.: Был ли Сталин горд, что его сыновья воевали? Ваша мама, Елизавета Львовна, была этим горда?
А.С.: Безусловно. Они не могли представить, что может быть иначе. Мама знала, что я буду военным. Была неясность только с родом войск. Когда мы поступали в военную школу, там нужны были высокие оценки. И мы переживали, делились, кто как будет поступать. Тимур Фрунзе был рыцарь такой: он хорошо учился и знал, что пройдет; Степан Микоян тоже. А Василий ужасно боялся, что его из-за отметок не примут. Что же тогда отцу сказать: что не приняли из-за отметок? Что отец скажет? Вот где был страх – не примут в военную школу. Стыд! Перед отцом стыд! А как отцу будет стыдно и неприятно, что его сына не берут в армию! Кого же он тогда воспитал?
И наши родители гордились, что мы, сыновья, защищаем страну. «Золотая молодежь», как порой называют детей определенных родителей, тогда была золотой по личным качествам – защитники родины. Ответственность за родину у нас и наших родителей была колоссальная. Мы даже не думали о том, что могут убить, не боялись этого. Война есть война, всякое бывает. Но ты должен защитить родину всеми средствами, включая собственную жизнь. Никаких сомнений в этом ни у нас, ни у наших родителей не было.
+ + +
P.S. Артём Фёдорович Сергеев начал войну лейтенантом, командиром артиллерийской батареи, закончил подполковником, командиром артиллерийской бригады. Был четырежды ранен. Во время войны награжден 7 орденами и 6 медалями.
И.В. Сталин. Портрет работы Федора Шурпина.
Искусство, спорт
Артём Фёдорович в своём возрасте находится в прекрасной физической форме: чувствуется закалка, он подтянут, точен в движениях. У них с Еленой Юрьевной немало друзей и знакомых среди деятелей культуры и искусства: с Леонидом Коганом, Эмилем Гиллельсом Артём Фёдорович дружил десятилетиями. У Сергеевых большая библиотека, где немало книг по искусству. А каким было в семье Сталина отношение к искусству, спорту?
+ + +
А.С.: Сталин не увлекался одной какой-то темой, он был человеком всесторонним. И когда шёл о чём-то разговор, то по ходу приобретал широкое звучание, круг тем брался обширный, охватывались сразу многие проблемы, беседа, таким образом, касалась не только этой темы, происходило не узкое освещение какого-то вопроса, но обсуждение касалось и того, что вокруг, что влияло, помогало, что, может быть, мешало.
У Сталина была прекрасная память. Он много читал, и первый вопрос, который задавал при встрече: что ты сегодня читаешь, о чём там написано, кто автор? Нужно было на его вопрос ответить: о чём читаешь, кто автор; обязательно – откуда он. Думаю, он неплохо разбирался в искусстве и подходил к произведению и с точки зрения мастерства, и с классово-социальной точки зрения: с каких позиций написано. Он с нами на эти темы беседовал. Сталин говорил: «У нас много прекрасных историков, писателей, но человек пишет так, как он видит, понимает и чувствует. Он не может быть абсолютно объективным. Если человек вышел из среды рабочих, то главный упор у него – на работу и жизнь именно рабочих, а другие классы им освещаются меньше, потому что он жизнь рабочих знает лучше. Человек из крестьянской среды лучше напишет о жизни, положении крестьян. Настоящий писатель хочет написать лучше, а лучше он напишет о том, что сам пережил, сам лучше знает».
Например, он нас с Василием посылал в театр, именно посылал и говорил: «Посмотрите такой-то спектакль». А после просмотра спрашивал: что там, о чём, кто автор? Как-то мы были в Сочи. Тогда ещё не было сочинского Большого театра, а театральные постановки осуществлялись в небольшом зрительном театральном зале в Ривьере, и гастролирующие театры выступали там же. Мы смотрели пьесу «Исторический замок», поставленную Театром Революции, ныне имени Маяковского. Я попытался рассказать, о чём спектакль. Сталин спрашивает: «Кто автор?» А я ответить не мог. Он, укоризненно покачав головой, сказал: «Эх ты, деревня!» И после секундной паузы добавил: «Неколлективизированная».
Он всегда думал о важном и первостепенном в происходящей жизни. Например, я рассказывал ему, как возник колхоз в деревне Усово, это становление происходило у меня на глазах. Сталин очень интересовался: «А кто председатель? А сколько дворов? О чём говорили? Есть ли трактор и другая техника?» Живо расспрашивал и заинтересованно выслушивал.
До этого мы с матерью жили на Кавказе. В 1928-1929 годах, до начала 1930 года, мать занималась вопросами коллективизации Вольного аула и селения Актопрак около города Нальчика. Сталин расспрашивал: «Если ты слышал, знаешь, кто руководит, сколько людей, о чём они говорят, как они идут в колхоз, какие разговоры вокруг этого, что об этом думают люди – расскажи».
Пытаются талдычить, что он был оторван от жизни, от народа. Это неправда. Он всегда живо и больше всего интересовался делом, людьми в настоящем деле. Такие разговоры о конкретных людях и делах были у нас с ним не раз, допустим, о шахтёрах. Он нам рассказывал о Никите Изотове, о том, что это человек, много и хорошо работающий.
Корр.: А книги для чтения Сталин выбирал сам или ориентировался на вкусы друзей, соратников?
А.С.: Сам. Книги выбирал сам. Он просматривал и прочитывал огромное количество литературы. Я сам не считал – сколько, но видел, что с утра до ночи он работает, видел, что он постоянно что-то пишет, читает. Ему подносят, уносят документы. Был комиссар артиллерийского управления Георгий Савченко, который знал ещё родителей Сталина, знал его самого хорошо и близко. У него написано, что Сталин в день просматривает около 500 страниц. Думаю, так оно и есть.
