Грэм Робб - Жизнь Бальзака
Несмотря на заверения, будто он может «загипнотизировать» ее для безопасного путешествия из Лейпцига в Париж («из-за моих трудов и моего целомудрия мой магнетизм сейчас находится на вершине»1086), Эвелина осталась в Германии. Бальзак навестил ее один раз в сентябре и вернулся через Мец1087, где, как он надеялся, знакомый найдет ему неграмотного мэра, который поженит их без обычных формальностей1088. И все же Эвелина колебалась. Хотя впереди снова замаячили разочарование и депрессия, Бальзаку пришлось довольствоваться свадьбой Ежи и Анны, которую отпраздновали в Висбадене в октябре 1846 г.: «Одна из богатейших наследниц Российской империи, графиня Анна Ганская, – сообщал «Мессажер», – вышла за представителя старого и прославленного рода Вандалинов, графа Ежи Мнишека. Одним из свидетелей стал г-н де Бальзак»1089. Бальзак, кроме того, составил объявление, которое одна из двух старших сестер Эвелины, Алина, нашла образчиком дурного вкуса1090. Вспомнив ее визит в Пасси, Бальзак назвал Алину «провинциальной» и «вычурной», заметив, что она о нем такого же мнения. Алина считала Бальзака хвастуном; она якобы слышала, как он объявлял всем своим врагам, что скоро породнится с «важной птицей»: граф Мнишек был «правнуком последнего польского короля, прямым потомком отца знаменитой и несчастной Марины Мнишек, чью биографию написала герцогиня д’Абрантес». Оноре де Бальзак войдет в королевскую семью! Герцогиня де Кастри, «которая не желает мне ничего, кроме шишек и нарывов»1091, придет в ярость.
Мысль о том, что, по мнению Бальзака, нерожденный Виктор Оноре подтолкнет Эвелину к браку, очевидно, подтверждается тем, что, после краткой бури, его «золотую осень» оборвала ужасная новость, которая пришла 1 декабря. У Эвелины случился выкидыш. «Виктор Оноре» оказался бы девочкой. Хуже того, Эвелина была в таком состоянии, что не перенесла бы приезда Бальзака. После Нового года он вернулся в болото «умственной апатии»; его не радовали даже походы по антикварным магазинам – «вернейший признак упадка духа»1092. Виктора Оноре следовало срочно заменить другим катализатором. Вначале Бальзак нашел такой катализатор в политической обстановке. Все должно решиться до того, как Европу раздерут на части революции. Польских патриотов мучили в Сибири, «народы грабят идиотские мелкие монархи, Англия воюет с Ирландией, которая либо уничтожит ее, либо завоюет независимость, вся Италия хочет стряхнуть с себя австрийское иго, а Германия требует свободы. Поверь мне, мы на грани политических катастроф»1093. Бальзак на время забыл свои собственные предсказания о революции во Франции – или притворялся, будто забыл о них.
В качестве второй приманки, которую он собирался предложить невесте, выступал «маленький дворец», который он обставлял на улице Фортюне так же лихорадочно, как барон Юло и Кревель вкладывали все деньги в любовное гнездышко для неотразимой Валери Марнеф (сравнение принадлежит Бальзаку)1094. Дом был построен до революции финансистом Николя Божоном. Бальзак согласился купить его за 50 тысяч франков, которые впоследствии, в 1850 г., выплатила Эвелина. Через тридцать два года она продала дом за 500 тысяч франков одному из Ротшильдов. Снаружи он напоминал «казарму»1095, внутри, после реставрации, он превратится в памятник «гигантских восточных и вавилонских пропорций», в музей, посвященный его любимой, – «как красивый храм у католиков»1096. С одной его стороны находился узкий сад, примыкающий к дому «художника по фамилии Гуден, который пишет отвратительные морские пейзажи»1097, а с другой стороны находится то, что должно понравиться Эвелине: дверь, которая ведет прямо из спальни в часовню Святого Николая. Первоначальная, светская, нечестивая цель постройки дома разоблачалась в существовании тайной квартиры, в которой «могла жить женщина так, чтобы о ней не знали слуги»1098. «Чтобы дополнить чудо, мне осталось лишь найти в погребе клад»1099.
Далее Бальзак начинает творить чудеса сам. Еще до 1847 г. общая стоимость меблировки «прихоти Божона» составляла 100 тысяч франков. Когда со всей Европы прибыли многочисленные ящики и сундуки, в них находились десять часов, двенадцать канделябров, 36 ваз (в основном севрских или китайских), зеркал на 1500 франков («они совершенно необходимы»), 3000 килограммов меди и позолоченной бронзы, салон белый с золотом, зеленый салон на первом этаже (зеленый – любимый цвет Эвелины), столики маркетри, отделанные малахитом, кабинет, библиотека, картинная галерея, состоящая из двадцати шести шедевров старых мастеров (по мнению Бальзака) и кресло красного дерева, которое можно опускать или поднимать на желаемую высоту. Опись имущества занимает сорок семь страниц. Обстановку каждой комнаты Бальзак продумывал со свойственной ему пунктуальностью. В ватерклозете (примерная стоимость – 1680 франков) ручка на цепи будет из зеленого богемского стекла; там также должны стоять две китайские вазы для цветов, японская чаша, биде из фарфора и красного дерева. Кроме того, ватерклозет украсят дубовое сиденье с зеленым бархатом, обитое золотыми гвоздями, две гравюры «Сидящей нимфы» Жироде и ночной горшок, «который ранее принадлежал мадам де Помпадур»1100. 23 тысячи франков, полученные за «Бедных родственников», «были проглочены, как клубника», и «25 тысяч франков за “Крестьян” развеются как дым»1101, но остается надеяться, что маленькая армия строителей и декораторов этого не поймет: «Все запаздывает, а у рабочих своего рода звериное чутье – они чуют отсутствие денег и становятся хитрыми и злобными, как обезьяны; они не дадут мне ни минуты покоя»1102. Бальзак все время торопил их: во-первых, потому, что спешка предполагала платежеспособность1103; во-вторых, потому, что дом будет закончен, а должник всегда находится в более выгодном положении, чем кредитор, – во всяком случае, так считал сам Бальзак. Вот, объяснял он после еще одного тревожного подсчета расходов, «как следует обращаться с женщинами, которые возбуждают страсть»: «Ты мой каприз, моя страсть, мой порок… моя любовница, мой товарищ, мой волчок, мой брат, моя совесть, мое счастье и моя жена, и ты должна также быть объектом моих безумств… потому что в тебе вся моя надежда и вся моя жизнь. Если бы ты только знала, как тщательно я все устраиваю!»; «И когда ты все увидишь, ты скажешь: “Как, Норе, неужели это стоит так дешево?”»1104
Неизвестно, что послужило причиной – любопытство, любовь или страх, – но в январе 1847 г. Эвелина написала, что собирается в Париж, и Бальзак снова воспылал надеждой. Его письма стали более интимными и страстными, чем когда бы то ни было. Особая откровенность таится в его признании: упреки и обвинения, к которым он обычно относился почти как к катастрофам, были частью игры: «Мы с тобой впервые будем вместе, одни, без других. Никто нас не ограничит, и мы оба сумеем вести себя так плохо, как захотим. Я буду тебя пороть, а ты меня ругать… Не сомневайся и готовься!.. Мы отправимся в Майнц: я должен заплатить 26 франков Швабу [антиквару]… Ты должна вести себя хорошо! Я осыплю тебя ласками, моя милая Лина, и позволю тебе курить целый день. Ах! Волчонок! Еще три дня!»1105
