Арман Лану - Здравствуйте, Эмиль Золя!
22 декабря 1900 года, сразу после амнистии, Золя пишет президенту Лубе:
«Я только поэт, только одинокий рассказчик, который незаметно делает свое трудное дело, отдаваясь ему всей душой. Я считал, что истинный гражданин должен испытывать удовлетворение, передавая родине ту работу, которую он добросовестно выполняет по мере своих возможностей. Вот почему я снова отдаю себя целиком своим книгам».
Как не почувствовать грусти в этом признании, которое вскоре затеряется в топоте толпы на Всемирной выставке.
«Всюду — ноги, везде — ноги… Тучи пыли, такой густой, что можно было бы потрогать ее наощупь. Мимо льются плотные неисчислимые потоки людей… Потом эта людская лента со скрежетом докатывается до павильона машин, битком набитого творениями из металла, застывшими в мучительной агонии, грозными махинами, неведомыми чудищами…»
Кому же принадлежит этот Апокалипсис? Он принадлежит Селину, который, еще будучи ребенком, уловил неистовую горячку эпохи, насквозь пропитанной духом коммерции. И эта эпоха замораживает свои грезы накануне агонии. Он произнес эти слова в Медане в 1933 году, добавив к ним еще и такое пророчество:
«Пора отдать высшие почести Эмилю Золя накануне великого, нового разгрома!»
Да, толпы людей, топот ног, гул, пыль, наивные речи, бутафорские страхи, беспочвенный оптимизм и вытянувшаяся, как кишка, Всемирная выставка — все это заглушает Трагедию века и прощальное слово памфлетиста.
— Господин Золя, вы, вероятно, с удовольствием бы процитировали Шварцкоппена на втором процессе в Версале, который так и не состоялся?
— Ну конечно.
— Господин Золя, Шварцкоппен наконец-то разговорился, насколько, конечно, может разговориться начальник шпионской службы. Он утверждал, что германская разведка не знает Дрейфуса, а знает Эстергази.
— Еще в 1896 году, на армейских маневрах в Ангулеме, Шварцкоппен поклялся честным словом офицера швейцарскому полковнику Шове, что Дрейфус невиновен и что ему не хотелось бы попасть в шкуру Дю Пати де Клама. А теперь есть что-нибудь новенькое?
— Спустя много лет Шварцкоппен опубликовал «Записные книжки». Это своего рода воспоминания, правда несколько сокращенные: Шварцкоппен не хотел наносить ущерб своей стране.
— В Англии узнал я прекрасную и в то же время страшную фразу: Right or wrong, my country…[189]
— Да, да, верно. Господин Золя, в сентябре 1894 года Шварцкоппен получил от Эстергази сведения, перечисленные в бордеро. 13 октября предатель передал код и обзор о состоянии французской армии. Он посещает германское посольство два раза в месяц. Однако Шварцкоппен, остерегавшийся шпионов-двойников, заметил: когда Эстергази не мог дать интересной информации, он приносил весьма сомнительные сведения и тем самым поддерживал деловой контакт. В марте 1896 года Шварцкоппен прервал с ним сношения.
— Не хотели ли вы сказать, что Эстергази «надувал» Шварцкоппена? Не хотите ли вы сказать, что он был шпион-двойник, преданный Франции? Да ведь это ложь?
— Конечно, это ложь, господин Золя. Это всего-навсего тезис самого Эстергази, который он выдвинул после разоблачения.
— И это все, что мог сказать Шварцкоппен?
— Нет. Дипломаты презирают шпионов. Господин Мюнстер, посол Германии, был дипломатом. 19 декабря 1898 года он спросил у Шварцкоппена, писал ли он пресловутое «пти-бле», которое компрометировало Эстергази. Шварцкоппен ответил: «Я несколько раз писал Эстергази и, вероятно, „пти-бле“, фигурирующее в следственных досье, исходит от меня»[190]. В 1917 году генерал Шварцкоппен, находясь на русском фронте, тяжело заболел…
— Как, в 1917 году была война? Расскажите мне об этом!
— Это долгая история, господин Золя. Перед смертью генерал воскликнул: «Французы, слушайте меня! Альфред Дрейфус неповинен! Он ничего и никогда не совершал! Все это — только ложь, только фальшь!»
— А как же Анри?
— Анри полагал, что Эстергази предан ему «душой и телом». Однако, чтобы приманить немцев, Эстергази не довольствовался только тем, что давали ему Сандгерр, а потом Анри. Он продавал все, что попадалось ему под руку, и сбывал это всевозможным покупателям. Генеральный штаб считал его образцом шпиона-двойника. Именно этим и объясняется его поведение. Заметьте, подобная система шпионов-двойников, в которой никогда не узнаешь, предан ли тебе агент или нет, выдумана не Сандгерром или Анри. Вероятно, она идет от «Борьбы за огонь» ваших друзей Рони.
— Рони — не мои друзья.
— Господин Золя, позвольте один вопрос?
— Пожалуйста.
— Вы были франкмасоном?
— Нет. Мой отец был франкмасоном, это верно. Карбонарием и членом Марсельской ложи. Скажите, а Анри? Он предатель? Рейнах, например, так считал. Вы говорите, что Анри поставлял документацию Эстергази…
— Анри был, если так можно сказать, честным начальником шпионской службы, загипнотизированным своим агентом и озабоченным только тем, как бы угодить своему шефу, генералу Мерсье. Рейнах ошибся.
— А что же, Дю Пати — тоже честный человек?
— Он был всего лишь подчиненный, но у него было слишком большое воображение. Психопат.
— Значит, истинный изменник…
— Эстергази. Он был готов работать на немцев, итальянцев, англичан, даже на американцев! Он так запутался в этих комбинациях, что не знал, как выпутаться! Леон Блюм готов был видеть в Анри изменника из мелодрамы. Оказалось, подлинным изменником из мелодрамы, законченным изменником, скрывавшимся под видом шпиона-двойника, бесспорным предателем был Эстергази.
— Интересно знать, что думают об этом теперь, в ваше время?
— Обычная история… Все эти прошедшие пятьдесят лет — начиная от разоблачений Шварцкоппена до молчания Эстергази — работали на Дрейфуса.
— Скажите мне точно, дружище, на чем же вы остановились.
— Трудно сказать. В ноябре 1896 года министр иностранных дел Аното прикомандировал Мориса Палеолога к Отделу секретных дел министерства. Иначе говоря, он возглавил службу разведки — своего рода маленькое Разведывательное бюро на Кэ-д’Орсе. Пока длилось Дело Дрейфуса, Палеолог все время обеспечивал взаимосвязь между своим министерством и службой армейской разведки. Именно он вручил Анри часть секретных материалов, находившихся в распоряжении Министерства иностранных дел, которые были предназначены для пополнения черной кассы Разведывательного бюро.
— Крайне любопытно! Что-то я не припоминаю этого человека.
— Он был тогда молод. Ему было только двадцать семь лет. В 1942 году Морис Палеолог передал издателю Плону свои мемуары. Мемуары эти — единственное важное событие после опубликования «Записных книжек» Шварцкоппена. В дневниковой записи от 6 сентября 1898 года, как раз после самоубийства Анри, мы читаем: «В 1896 году подполковник Кордье, бывший помощник начальника Разведывательного бюро, наставлял меня: „Остерегайтесь Анри и Лота, особенно Лота, ибо он держит в руках Анри“. И поскольку я удивился, как может молодой капитан держать в руках пожилого майора, Кордье доверительно заметил, что Лот влияет на Анри через свою жену, которая является любовницей майора. Потом мне пришлось спросить его: мог ли Лот не знать об одном из преступных действий, которые привели Анри к самоубийству?»
