Редьярд Киплинг - Немного о себе
Да, эти отличные ребята, конечно, выпускники Йеля (здесь не следует вспоминать о Гарварде), но тем не менее вполне умелые в деле: на бирже, в бурении нефтяных скважин, продаже всего на свете, что только может переходить от одного грешника к другому. Это искушенные также и в бейсболе парни с квадратными подбородками и крутыми плечами, открытым взглядом. Впрочем, они совсем не против эпизодических развлечений и легких оргий. Да, из них получатся добрые граждане и хозяева земли, а время от времени они будут жениться на той или иной обладательнице белого муслинового платья.
В этом мире существуют вещи похуже, чем быть одним из парней Масквеша.
Глава 36
Интервью с Марком Твеном
Эй, вы, презренные! Среди вас есть верховные комиссары и губернаторы провинций, кавалеры креста Виктории, а некоторые даже удостоены чести прогуливаться по Мэлл[362] рука об руку с самим вице-королем. Зато я этим золотистым утром виделся с Марком Твеном, пожимал ему руку, выкурил в его обществе сигару, нет, две сигары, и мы разговаривали более двух часов кряду! Поймите меня правильно, я не презираю вас вовсе. Мне просто жаль всех вас, начиная с вице-короля и ниже. Для того чтобы хоть чем-то излечить вашу зависть и доказать, что я продолжаю считать вас ровней, придется все рассказать.
В Буффало[363] мне объяснили, что Марк Твен находится в Хартфорде, штат Коннектикут, потом добавили: «Возможно, он уехал в Портленд». Толстый высокий коммивояжер поклялся, что знает великого человека лично и в настоящее время Марк проводит время в Европе. Это сообщение настолько нарушило мое душевное равновесие, что я сел не на свой поезд и вскоре был выдворен из вагона кондуктором в трех четвертях мили от станции посреди джунглей железнодорожных путей. Приходилось ли вам, в тяжелом пальто и с чемоданом, увертываться от встречных локомотивов, когда солнце светит прямо в глаза? Да, я совсем забыл: ведь вы никогда не встречались с Марком Твеном. Эх вы, людишки!
Едва я спасся от челюстей скотосбрасывателя, как на меня, заблудшего, налетел незнакомец.
«Элмайра, вот точный адрес. Она находится в штате Нью-Йорк, то есть в этом штате, в каких-то двухстах милях отсюда. — Затем он добавил совершенно уже не кстати: — Катись-ка ты, Келли, подальше отсюда!»
И я покатился по Западнобережной линии, катился до самой полуночи, пока меня не выгрузили в Элмайре перед парадной дверью задрипанного отеля. Да, все слыхали об этом «парне Клеменсе»[364], но были уверены, что его нет в городе — подался куда-то на Восток.
Мне предлагалось запастись терпением до утра, чтобы затем откопать шурина «парня Клеменса». У шурина была доля в каком-то угольном предприятии.
Мысль о необходимости гоняться по городу с тридцатитысячным населением за полдюжиной родственников Марка Твена, не считая его самого, не позволила мне уснуть. Утро распахнуло передо мной Элмайру. Ее улицы были оккупированы железнодорожными линиями, а окраины предоставлены в распоряжение мастерских, которые изготовляли дверные рамы и оконные переплеты. Городок окружали невысокие, пологие холмы, обрамленные строевым лесом и увенчанные сельскохозяйственными культурами. Река Чемунг, которая петляла по городу, накануне завершила затопление нескольких главных улиц.
Служитель отеля и телефонист уверяли меня, что шурин, которого я жаждал увидеть, находится в отъезде и, по-видимому, никто другой не располагает сведениями о местонахождении «парня Клеменса». Позднее мне удалось установить, что вот уже девятнадцать сезонов подряд тот не проводит летнюю пору в этом местечке и, следовательно, не может считаться его старожилом.
Дружелюбный полисмен сообщил по собственному почину, что видел на днях, как Марк Твен либо «кто-то очень похожий на него» проезжал по улице в коляске. Новость наполнила меня восхитительным ощущением близости цели. Подумать только — проживать в городе, где можно увидеть, как автор «Тома Сойера» или кто-то сильно смахивающий на него трясется по мостовой в коляске!
— Он живет вон там, в Ист-Хилле, — пояснил полисмен, — в трех милях отсюда.
Началась погоня в наемном экипаже вверх по склону ужасного холма, где вдоль дороги цвели подсолнечники, приветливо кивали зерновые и мычали коровы, которые словно сошли со страниц «Харпере мэгэзин» и, стоя в картинных, внушительных позах по колено в клевере, казалось, снова напрашивались на фотографию. Должно быть, великий человек не впервые подвергался преследованию со стороны визитеров и поэтому укрылся на вершине холма.
Вскоре извозчик остановил экипаж перед жалкой белой лачугой и потребовал «мистера Клеменса».
— Я знаю, он — большая шишка и все прочее, — пояснил он, — но разве сообразишь, что может взбрести в голову по части местожительства человеку такого сорта.
Молодая леди поднялась нам навстречу из густых зарослей, где она занималась рисованием цветов чертополоха и золотых шаров. Она наставила пилигрима на путь истины.
— Милый домик в готическом стиле по левую руку от дороги. Это совсем рядом.
— В готическом… — отозвался возчик. — Редкие экипажи пользуются этой дорогой, если приходится забираться сюда. — И он дико взглянул на меня.
Действительно, домишко выглядел очень мило, хотя ничего готического в нем не было. Одетый вьюном, он стоял посреди обширного участка и выходил на дорогу верандой, загроможденной стульями и гамаками. Крышей веранде служила решетка, сплетенная ползучими растениями, и солнечные лучи, просачиваясь сквозь нее, играли на сверкающих досках пола.
Решительно, это уединенное место идеально подходило для работы, если только человек обладал способностью трудиться посреди всех этих ветерков и шелеста длинных колосьев.
Леди, которая появилась внезапно, очевидно, привыкла иметь дело с буйными чужаками: «Мистер Клеменс только что отправился в город. Вы найдете его в гостях у шурина».
Теперь, когда Марк Твен оказался в пределах слышимости, стало ясно, что погоня велась не напрасно. Я тронулся в путь как можно скорее, и мой возница, звучно ругаясь, без особых приключений спустился на тормозах к подножию холма. В те несколько мгновений, которые истекли между звонком в дверь шурина и ее открыванием, я впервые подумал о том, что Марк Твен, может быть, занят сейчас другими делами, более важными, чем пустая трата времени в обществе лунатика, сбежавшего из Индии, даже если тот преисполнен почтительного восторга. Так или иначе, что я собирался делать и говорить в чужом доме? Вдруг гостиная окажется полной народа; может быть, там болен ребенок. Как объяснить в таком случае, что я хотел всего-навсего обменяться рукопожатием с писателем?
