Борис Соколов - Тухачевский
И версия Шелленберга держалась несколько десятилетий. Хрущевская комиссия, отдадим ей справедливость, уже в 1964 году не оставила на ней камня на камне, но записка комиссии вплоть до начала 90-х хранилась под грифом «совершенно секретно». Широкая публика еще долго принимала на веру историю о группенфюрере, погубившем маршала. И не только обыватели верили, но и опытные политики, вроде Черчилля. Особую убедительность рассказу придавала ссылка на Бенеша, поскольку было известно, что между ним и Сталиным в середине 30-х существовали довольно тесные отношения. Но и здесь извлеченные из архивов документы разрушили построения Шелленберга.
Сам Бенеш в мемуарах, опубликованных в 1947 году и давшим толчок шелленберговской фантазии, утверждал, что еще во второй половине января 37-го узнал о переговорах с немцами «антисталинской клики в СССР — маршала Тухачевского, Рыкова и др.». Эту информацию он получил от чехословацкого посла в Берлине В. Мастны. Правда, произошло это немного позже, чем указывает Бенеш. До этого, с конца 1936-го, Мастны вел переговоры с германскими представителями графом Траутмансдорфом и «отцом геополитики» Альбрехтом Гаусхофером с целью улучшить германо-чехословацкие отношения и найти приемлемое разрешение проблемы населенной немцами Судетской области. В начале февраля 37-го германская сторона внезапно прервала переговоры. По указанию Бенеша Мастны 9 февраля встретился с Траутмансдорфом и по окончании встречи доложил: «Действительной причиной решения рейхсканцлера о переносе переговоров является его предположение, основывающееся на определенных сведениях, которые он получил из России, что там в скором времени возможен неожиданный переворот, который должен привести к устранению Сталина и Литвинова и установлению военной диктатуры». 20 марта посол повторил в телеграмме в чехословацкий МИД, что Гитлер располагает сведениями «о возможности неожиданного и скорого переворота в России… и установления военной диктатуры в Москве…».
Бенеш в мемуарах настаивал: «Я сразу же информировал советского посланника в Праге Александровского о том, что узнал из Берлина о беседах Мастны — Траутмансдорф». Однако донесения советского посла в Чехословакии С. С. Александровского (волна репрессий накрыла его уже после Второй мировой войны) опровергают утверждения мемуариста. Вот, например, донесение о беседе посла с президентом 22 апреля 1937 года: «Я счел правильным повторить ему опровержение слухов о сближении СССР и Германии. Бенеш реагировал на это довольно живо вопросом о том, почему бы СССР и не сблизиться с Германией. Чехословакия только могла бы приветствовать такое сближение… Признаться, я был удивлен и сказал, что не понимаю этого разговора… Бенеш весьма пространно говорил о том, что, какие бы изменения ни произошли во внешней политике СССР, Чехословакия останется безоговорочно верной СССР и своим обязательствам перед ним. В ответ на мое недоумение, о каких изменениях во внешней политике СССР идет речь, Бенеш сказал, что СССР не только великая, но прямо грандиозная страна, имеющая самые обширные и многообразные интересы не только в Европе, но и в Азии. Бенеш себе представляет такую теоретическую возможность, когда многообразие этих интересов может принудить СССР к переменам во внешней политике, скажем, по отношению к той же Германии или Англии. Он не имеет в виду ничего конкретного и хочет только сказать, что при всех условиях Чехословакия останется в дружбе с СССР».
Александровскому ничего не оставалось, как заверить взволнованного чехословацкого президента в неизменности советской политики в отношении Праги и Берлина. 12 мая Бенеш и советский посол мельком увиделись на приеме в английской миссии. Бенеш сказал, что он «вполне доволен» развитием событий в Европе, и обещал через несколько дней пригласить Александровского для «подробного разговора». Но потом грянуло известие об аресте Тухачевского и суде над ним, и новая встреча была отложена почти на два месяца. Между тем Александровский 15 июня 1937 года сообщил в Москву: «Случайно вышло так, что в день получения в Праге официального сообщения ТАСС о суде над бандой преступников и диверсантов во главе с Тухачевским, т. е. 11.VI. с. г., у меня в полпредстве был организован чай… Понятно, что вопрос о банде Тухачевского затмил все другие вопросы и журналисты в первую очередь интересовались судом в Москве… Должен вообще сказать, что положение для меня было несколько затруднительным, поскольку я сам информирован только из газет. Перед чаем я собрал советских участников чая и инструктировал их следующим образом. Не говорить лишнего, не высказывать догадок в разговорах с журналистами, а строго держаться уже известного материала, который дан некоторыми статьями „Правды“ по поводу самоубийства Гамарника. С другой стороны, не уклоняться от темы и не придавать ей этим способом преувеличенного значения. Хотя в этот день мне не была еще известна статья „Правды“ от 11. VI, но я дал правильную установку: этот процесс является симптомом оздоровления крепкого организма не только Красной Армии, но и всего советского государства. Ни о каком кризисе не может быть и речи».
3 июля Бенеш наконец принял советского посла. На следующий день Александровский отправил в НКИД телеграмму с подробной записью их беседы, длившейся два с половиной часа: «Он начал разговор вопросом, что я думаю о значении процесса над Тухачевским и компанией, но после нескольких довольно общих фраз с моей стороны прервал заявлением, что он хочет обстоятельно изложить мне свое понимание для того, чтобы мне было ясно, какими мотивами он руководится в своей политике по отношению к СССР… Так называемые события в СССР ничуть его не удивили и совершенно не испугали, ибо он давно их ожидал. Он почти не сомневался и в том, что победителем окажется „режим Сталина“… Он приветствует эту победу и расценивает ее как укрепление мощи СССР, как победу сторонников защиты мира и сотрудничества Советского государства с Европой…
Бенеш заявил, что последние годы он расценивает советскую внешнюю политику как ставку СССР на западноевропейскую демократию французского, английского и чехословацкого типа, как на союзника в борьбе с фашизмом за мир…
Бенеш заявил, что он мыслит себе опору именно на СССР сталинского режима, а не на Россию и не на демократическую Россию, как в этом его подозревали в Москве… Уже начиная с 1932 года, он все время отдал решительной схватке между сталинской линией и линией „радикальных революционеров“ (под последними подразумевались Троцкий и его сторонники. — Б. С.). Поэтому для него не были неожиданностью последние московские процессы, включая и процесс Тухачевского…
