Василий Грабин - Оружие победы (иллюстрации оригинала)
Однажды утром я обратил внимание на необычное оживление сотрудников. Обмениваясь со мной традиционным рукопожатием, Мещанинов непривычной для него скороговоркой сообщил:
— Василий Гаврилович вышел на работу, — и поспешил за Ренне.
После того как начальники подотделов ушли, в комнате заговорили — громче обычного, почти одновременно, как бывает, когда начинают оживленно обсуждать какую-либо новость.
До этого я ни разу не видел главного конструктора. Знал, что Грабин болел. Ввиду предстоящего знакомства с руководителем КБ сходил в архив и запасся чертежами пушки Ф-22 — все буду выглядеть как бы при деле. Чертежи качающейся части и общие виды заняли весь мой стол. Один из конструкторов, проходя мимо, не без иронии предупредил:
— Смотри, могут учинить экзамен! Не запутайся, что к чему.
— Тише! — послышался женский голос. — Идут!
Во всем оживлении, в легкой суматохе, с которой в комнате ждали обхода начальством рабочих мест, ощущалась какая-то приподнятость, и моя любознательность — вполне понятный интерес молодого специалиста к руководителю КБ — переросла в откровенное любопытство. Главный конструктор представлялся мне человеком болезненным (болен же, говорили!) и, может быть, даже желчным.
Отворилась дверь, вошли несколько человек, послышался негромкий разговор. Но из-за чертежных досок мне ничего не было видно. Наконец в просвете между досками я разглядел Ренне, Мещанинова, секретаря парткома Горшкова и спину какого-то здоровенного дяди в военной форме, с бритой головой, которого почему-то без колебаний принял за военпреда. Тут же подумалось, что при такой мощной фигуре ему бы в борцы пойти, выступать в цирке в турнирах французской борьбы — куда больше популярности имел бы, чем на поприще представителя заказчика пушек.
Сколько я ни вертел головой, ничего больше увидеть не смог и решил подождать, пока очередь дойдет до меня — там уж рассмотрю Грабина. Занялся чертежами, поудобнее уселся на высоком табурете, неожиданно заинтересовался не помню уж чем — да так, что вернулся к реальной действительности, лишь услышав покашливание у себя за спиной. Поднимаю голову, оборачиваюсь — все начальство вместе с атлетом-военпредом идет ко мне. Делаю попытку встать, тут же от неловкого движения начинаю валиться вместе с высоким табуретом. Для восстановления равновесия крепко хватаюсь за чертежную доску, другой край доски со всеми бумагами предательски поднимается и тотчас с шумом опускается на свое место. Неплохо для первого знакомства! Однако все сохраняют полное спокойствие, а Мещанинов уже докладывает обо мне — и не кому-нибудь, а военпреду: «Молодой специалист Калеганов…» И так далее.
Тем временем я рассматриваю главного конструктора. Передо мной (или, скорее, я перед ним) — внушительных размеров, с гладко выбритым лицом и головой военный инженер 2-го ранга. Одет в новую, свободно сшитую гимнастерку, выпущенную поверх синих галифе. В глаза бросается необычно крепкая фигура с широкими плечами и грудью, на которой свободно разместились орден Ленина, орден Красной Звезды и медаль «Двадцать лет РККА». Правая рука его за кисть держит левую, а большой палец ее заложен за ремень, плотно облегающий фигуру. Бритая голова с загорелым лицом слегка опущена на грудь и склонена к Мещанинову как бы для того, чтобы лучше слышать, взгляд внимателен. Мимолетно удивляясь тому, как это Владимиру Дмитриевичу удается так непонятно долго говорить о моей персоне, отмечаю глубоко посаженные глаза главного конструктора, крупную, уширенную в лобовой части и слегка угловатую голову, большой подбородок, резко выдающийся вперед. Прямой и крепкий корпус держали не менее крепкие ноги в больших хромовых сапогах, напоминающие своей «прямолинейностью» ноги кавалериста. Слушая доклад, главный конструктор несколько раз подносил правую ладонь ко рту и откашливался. Нельзя сказать, чтобы он был ладно скроен, но сшит-то уж был крепко, это бесспорно. Рядом с ним как бы терялись и высокий Ренне, и Мещанинов, и Горшков.
Доклад Мещанинова наконец закончен. Я слышу короткое: «Грабин» — и моя рука тонет в крупной крепкой ладони руководителя КБ. Следуют короткие, точно сформулированные вопросы: об институте, о впечатлениях от КБ, нравится ли работа, о жилье. На последний вопрос отвечаю, что живу с товарищами в городе, в гостинице, условия неплохие.
— К этому вернемся позже, — замечает Грабин, затем предлагает Мещанинову пересадить меня за другую доску и, пожелав успеха, переходит к следующему рабочему столу. Результаты разговора не замедлили сказаться. Уже на следующий день я сидел возле окна за вертикальным, со всеми удобствами, чертежным щитком. Тогда же, сопровождая начальство по опытному цеху, впервые обратил внимание на очень маленькую, как мне показалось, пушку — почти игрушечную.
— Как с ней дела? — спросил главный конструктор у Мещанинова.
— Завтра поедем на полигон.
— Возьмите с собой Федора Федоровича. Пусть привыкает… Позже я спросил у Владимира Дмитриевича, что это за орудие.
— 76-миллиметровая полковая пушка Ф-24,- ответил он. В то время мы и представления не имели, что эта как бы игрушечная пушка станет основой для создания мощной и грозной противотанковой ЗИС-2…»
«…Шло время. Под руководством Владимира Дмитриевича Мещанинова я понемногу втягивался в самостоятельную работу, набирался опыта. Его мне особенно не хватало во всем, что касалось производства, технологии. А особенностью конструкторского бюро, как я быстро понял, было то, что здесь постоянно «оглядывались» на технологов и производственников. Это ощущалось во всем. Помню, перед тем как разрешить мне конструктивную разработку первого моего тормоза отката, Владимир Дмитриевич принес и выложил на мой стол целый набор фотографий. Это были нормали на принятый вид резьб, на диаметры, на трубы маннесмановского проката, на марки сталей, цветные металлы, крепеж. Казалось, не было ни одного вида работ, которые конструктору дозволялось бы делать как бог на душу положит — без стандарта. Но все эти ограничения в конечном итоге значительно улучшали показатели работы и конструктору, и технологу, и заготовительным цехам.
Мне, начинающему конструктору, очень много дали уже первые встречи с технологами и производственниками. Технологов-универсалов, как правило, не было. Вся технология строилась на узкой специализации — по горячей обработке металлов, по производству командных артиллерийских деталей, по автоматно-револьверным деталям, по литью. Детали противооткатных устройств, по которым начал специализироваться я, вели два технолога. Один — командные детали: цилиндры, веретена, штоки. Другой — все остальное: детали так называемого автоматно-револьверного изготовления.
