Геннадий Матвеев - Пилсудский
Примирительная позиция, которой Пилсудский придерживался в отношениях с сеймом после 27 марта, успокоила законодателей. 22 июня 1928 года парламент на пять недель ранее конечного срока утвердил бюджет. В тот же день президент закрыл сессию. Казалось, у правительства не было особых поводов для недовольства, никакой политической напряженности не чувствовалось. Но 25 июня в Королевском замке в присутствии президента состоялось заседание правительства, в самом начале которого Пилсудский от имени всех министров подал главе государства прошение об отставке кабинета. Самое интересное заключалось в том, что никто из министров об этом его решении заранее оповещен не был. Причинами отставки Пилсудский назвал состояние здоровья, недостаточные полномочия президента, вследствие чего основная тяжесть государственных дел падает на главу кабинета, а также приводящие его в бешенство отношения с сеймом. Для повышения эффективности работы правительства он тут же предложил президенту создать резерв кандидатов в премьеры из трех или четырех наиболее ответственных и хорошо контактирующих между собой политиков, которые поочередно возглавляли бы кабинет. Это не только обеспечило бы преемственность правительственной политики, но и позволило бы этим людям нормально отдыхать. Из его выступления, по форме очень нервного, иногда переходящего в крик, сквозило отчаяние от мысли, что поляки не меняются к лучшему так быстро, как ему бы хотелось. Не случайно в марте 1928 года, подводя итоги предшествующего года, маршал признал, что выполнил свою работу только частично и если он умрет, то вернутся воровство и власть партий.
27 июня было объявлено об отставке правительства и назначении нового, в очередной раз во главе с Бартелем. 1 июля появилось интервью Пилсудского, в котором главными причинами своей отставки он назвал недостаточные полномочия исполнительной власти и нежелание иметь дело с новым сеймом, который начал работу по образцу предшествующих. Пилсудский не скрывал своего презрительного отношения к обоим сеймам и к парламентариям, которых он назвал «публичными тряпками», как и того, что после событий 27 марта подумывал о разрыве всяких отношений с парламентом и октроировании конституции. Состояние здоровья как одну из причин своей отставки Пилсудский отверг. Видимо, на эту тему, обычно очень популярную у людей старшего возраста, он предпочитал говорить только с близкими людьми. Но то, что он считал ее важной и актуальной с политической точки зрения, не вызывает сомнений.
Об этом свидетельствует его совещание с ближайшими соратниками Славеком, Пристором, Беком, Венявой-Длугошовским и Свитальским, состоявшееся 14 июля 1928 года в Бельведере. О содержании выступления маршала известно из дневниковых записей Свитальского: «Комендант начал с поручения Пристору запротоколировать ход собрания. В результате этого у нас сложилось впечатление, что комендант придает этому совещанию какое-то особое значение, потому что во время предыдущих встреч он никогда не требовал, чтобы их кто-то фиксировал.
Комендант начал с того, что его здоровье пошатнулось. Он может умереть, к чему он готов, лично для него это не проблема. Но он должен думать, как обезопасить свой труд, чтобы Польша, когда его не будет, не упала слишком резко с той высоты, на которую комендант ее втащил.
Первое, что тревожит коменданта, – нехватка людей. Эту нехватку он чувствовал на всем протяжении своей государственной работы. Он стремился к тому, чтобы государственную деятельность могли возглавить люди, которые за эту Польшу боролись, а не те, для кого это государство было, по сути дела, сюрпризом. При достижении этой цели он столкнулся с непреодолимыми трудностями.
Одни не желали заниматься этой работой, к которой у них были определенные способности. Другие – это либо люди, хотевшие действовать методами своего прошлого конспиративного гетто, то есть методами, непригодными для управления государством, либо люди с настолько посредственными и неразвитыми способностями, что при таком умственном уровне нельзя управлять даже малым предприятием, не говоря уже о государстве...
Комендант обращает внимание на многократно им подчеркивавшуюся необходимость выявлять людей и информировать его о них...»[238]
Затем Пилсудский дал характеристики тем людям из своего окружения, с которыми он связывал будущее режима, – Медзиньскому, Славой-Складковскому, Славеку, Свитальскому, Пристору, Беку, Веняве-Длугошовскому – и перечислил, на каких государственных и военных постах он планирует их использовать.
Диктатор также поделился своими размышлениями о необходимых изменениях в конституции. При этом он предостерег от всякой спешки и отметил, что, угрожая 1 июля октроированием конституции, он хотел только напугать оппозицию. Прежде чем решаться на такие радикальные меры, нужно сориентироваться в расстановке сил. Но это не значит, что правительственный лагерь может предаваться бездействию. Ближайшее время нужно посвятить широкой пропаганде основных направлений пересмотра конституции. В их числе он назвал переход к сессионному порядку работы парламента, усложнение процедур созыва внеочередных сессий сейма и выражения вотума недоверия правительству, усиление влияния президента на внешнюю и военную политику, наделение его правом издавать декреты и т. д.[239]
Конечно, эту речь Пилсудского нельзя считать политическим завещанием, поскольку он вовсе не собирался отправляться на покой. Это пока что свидетельство глубоких размышлений диктатора о будущем установленного им режима, который он считал благом для Польши и гарантией ее безопасности в неспокойном мире. Неслучайно свою речь он завершил рассуждениями о возможности войны с красной Россией. При этом он повторил свою старую мысль, что большевики в случае внутреннего кризиса могут ради своего спасения выдвинуть лозунг войны. И он не уверен, что тогда кто-нибудь справится с «нашими трудностями, потому что это огромный груз». Из выступления следовало, что маршал связывал будущее режима с изменением конституции, усилением исполнительной власти за счет законодательной и более активным выдвижением на ключевые посты в армии и государстве людей из близкого окружения, вместе с ним переживших эпопею легионов. Все три названных направления и были положены в основу его последующих шагов.
О том, что Пилсудскому была вовсе не чужда мысль о смерти, говорит и его выступление на виленском съезде легионеров в 1928 году. В нем он, предвосхищая свое завещание, попросил похоронить его сердце в Вильно, на Росах, где спят вечным сном легионеры, погибшие ради того, чтобы сделать ему в 1919 году пасхальный подарок.
