Нильс Торсен - Меланхолия гения. Ларс фон Триер. Жизнь, фильмы, фобии
Триер терпеливо сидит и слушает, пока я зачитываю ему выдержки из рецензии.
– Хорошо, может быть у меня нет самоуважения, но он так и не объяснил мне, как именно это выражается. Он, наверное, имеет в виду эффект остранения. Что я не вижу ничего ужасного в том, чтобы раскрыть очарование фильма. Когда я делал обратные проекции в «Европе», я отдавал себе отчет в том, что я делаю обратные проекции. То же самое можно сказать о «Догвилле»; все вокруг качали головами и говорили: «Да сделай же ты нормальный город в конце концов! Зачем ты заранее выставляешь себя идиотом?» Нет, я считаю, что я показываю составные части. Как в кулинарных телепередачах, когда они сначала показывают помидоры в банке, а потом сразу готовое блюдо.
– Что зритель получает благодаря этому?
– Ну, в какой-то момент ты перестаешь замечать линии, и мне кажется, что это для тебя же может быть круто. Может быть, ты сможешь использовать это потом в каких-то других областях жизни. Потому что в тот самый момент, когда ты перестаешь видеть линии, ты различаешь за ними изображение самых разных жизненных ситуаций – и, может быть, вдруг увидишь всю природу до малейшей травинки.
– Так что ты не считаешь, что это демонстрирует твой страх перед возможным отсутствием всякой внутренней жизни?
– Не-а. Я бы скорее сказал, что это немного высокомерно: я устанавливаю перекладину немного выше обычного, когда я сначала рассказываю, какие технические приемы собираюсь использовать, а потом все-таки стараюсь ими очаровать. Что он там говорил про отсутствие самоуважения?
Я снова зачитываю этот кусок.
– Не знаю, по-моему, у него все эти слова лежат на полках, откуда он их достает по мере надобности. «Так, что бы нам сейчас взять?» Да, может быть, я презираю самого себя, но почему тогда некоторые мои работы ему нравятся? В общем, я считаю, что у меня больше шансов сказать что-то, когда я сам себе усложняю задачу, чем если бы я просто специализировался в том, чтобы снова и снова снимать какой-то один определенный вид фильмов. При этом содержание от этого не обязательно стало бы интереснее или там персонифицированнее.
– Каково содержание твоих фильмов?
– В них нет никакого содержания, если мы под содержанием понимаем мораль. Я сталкиваю между собой определенные величины и даю им бороться друг с другом. Я не исключаю, что в этом при желании можно отыскать какую-то мораль, но я не для этого снимаю фильмы.
– Ты ничего не хочешь рассказать зрителям?
– Нет, я хочу им что-то показать. Я хочу, чтобы они что-то испытали.
Зло и упадок – «Антихрист»
Домашний врач
Телефон Кристиана Клемпа нередко звякает новым сообщением. «Нашел асимметричное место под подбородком и ощупывал его всю ночь». За этим следует подробное описание того выпуклого, как будто набранного азбукой Брайля, смертного приговора, который Триер всю ночь нащупывал на своем теле.
– Люди, страдающие фобиями, часто боятся именно асимметрий, – объясняет Кристиан Клемп, окулист и двоюродный брат жены Триера, единственный, пожалуй, кого в последние годы можно было бы назвать настоящим другом режиссера. – И тогда я отвечаю, если я сам не сомневаюсь: «Это абсолютно нормально и не опасно». Не вдаваясь при этом в подробности и не перечисляя возможные диагнозы, потому что тогда он просто переключится на них и будет бояться чего-то нового. Он вполне может не думать ни о чем другом в течение нескольких суток.
За прошедшие годы эти двое обменялись «миллиардами звонков и сообщений и время от времени встречались, чтобы обсудить определенные симптомы», говорит Кристиан Клемп. Со временем их общение развило свою собственную, понятную только им двоим грамматическую систему, так что триеровские вопросы имеют форму немногословного перечисления симптомов, а ответы Клемпа – кратких оправдательных приговоров или – в особо тяжких случаях – подчеркнутых гарантий того, что жизнь Ларса вне опасности и что Кристиан берет на себя ответственность за ситуацию.
– Ларс называет это магическим мышлением. Если он спрашивает и я отвечаю определенным образом, он может перестать себя ощупывать. Это волшебная схема, благодаря которой он может отпускать переживания. Он может спросить: «То есть ты думаешь, что я могу перестать проверять?», на что я отвечаю: «Да, думаю, что можешь перестать».
У этого особого вида консультаций, конечно, есть свои проблемы. Кристиан Клемп специализируется в очень узкой области офтальмологии и не очень-то «глубоко разбирается в остальных системах органов», так что он не может диагностировать болезни, столкновения с которыми боится режиссер. Однако его оправдательные приговоры очень быстро вызвали у Триера привыкание. Кристиан Клемп объясняет это тем, что режиссер чувствует такое счастье и эмоциональный подъем, будучи внезапно освобожден от страха, что его потребность в получении такого освобождения неуклонно растет, так что сейчас он все-таки обращается к обычному практикующему врачу в случае возникновения проблем, требующих обоснованного медицинского ответа.
– Я видел его умирающим тридцать тысяч раз. И мы говорим не о каком-нибудь там «О нет, кажется, я умираю». Мы говорим о том, что он уверен, что сейчас умрет, у него в глазах разлита такая же паника, как у человека, которому только что сообщили, что смерть близка. Так что одна из главных задач его жизни – не доводить себя до такого состояния, потому что это причиняет ему невыносимые страдания. Иногда он вынужден приходить ко мне на работу, хотя я ужасно занят на дежурстве, и он часами ждет в приемной больницы, пока у меня появляется окошко и я смогу наконец его обследовать.
Невроз навязчивых состояний проявляется в навязчивом желании выполнять определенные действия – например, проверять себя на предмет раковых опухолей, объясняет Кристиан Клемп. И, не подчиняясь этому желанию, ты испытываешь физический и психологический дискомфорт.
– Некоторые бесконечно проверяют, закрыли ли они дверь. Кто-то считает, что это объясняется биохимическим дисбалансом в мозгу, кто-то – что это вытесняющий страх, своего рода защитный механизм против его появления. Но случай Ларса, насколько я могу судить, в этом отношении несколько атипичен, потому что его страхи перепрыгивают с одного предмета на другой, и ему в общем и целом не свойственна эта вера в то, что, если он совершит какое-то магическое действие, все сразу станет хорошо, – говорит он и добавляет: – Ну, если не считать веры в разговоры со мной.
