Борис Соколов - Тухачевский
От этой шпионской истории просто дух захватывает. Но внимательный читатель наверняка заметил, что Шелленберг в основном повторяет сказанное Хёттлем, причем со всеми его несообразностями, самая яркая из которых — это легенда, будто расстрелом маршала Тухачевского и его товарищей командовал другой маршал, Блюхер, которому вскорости была уготована та же судьба. На самом деле, как мы уже имели возможность убедиться, расстреливали Тухачевского, Якира, Уборевича, Фельдмана и остальных коменданты Игнатьев и Блохин. И никакого взвода или отделения солдат, производившего расстрел, не было и в помине. Это в германской армии военных преступников расстреливала специально назначенная экзекуционная команда. В НКВД же расстреливали мастера-исполнители — в одиночку, в упор, в затылок. Тот же Блохин вполне может претендовать на включение в Книгу рекордов Гиннесса: всего за одну ночь он «вывел в расход» до тысячи человек.
Практически полностью совпадает и структура рассказов Шелленберга и его бывшего подчиненного. Оба начинают с сообщения ТАСС об аресте Тухачевского и со справки о связях рейхсвера и Красной армии, составленной немецкой разведкой, причем у Хёттля она излагается гораздо менее подробно, чем у Шелленберга (такое впечатление, что автор «Секретного фронта» списывал не с оригинального документа, а с рукописи мемуаров своего бывшего шефа). Шелленберг инициативу в составлении справки приписывает Янке, а автором (наверное, правильнее было бы сказать, руководителем работы по ее подготовке) — себя. Хёттль не знал, кто такой Янке, и по службе никак с ним связан не был.
Не хотелось ему и называть в связи со справкой о советско-германском военном сотрудничестве и имя Шелленберга, чтобы не выдать подлинный источник своей осведомленности. Поэтому данный документ у Хёттля стал практически анонимным.
Далее на сцене появляется генерал Скоблин, в качестве двойного агента информирующий германскую разведку о заговоре Тухачевского. Опять-таки сомнения в его лояльности Германии от Янке у Шелленберга Хёттлем переданы самому Гейдриху и Беренсу, которого мемуарист действительно хорошо знал. Шелленберг называет агентом ГПУ не Скоблина, а его жену, чтобы как-то объяснить, почему же немцы не освободили после оккупации Франции Плевицкую, осужденную французским судом за ее роль в похищении главы РОВСа генерала Е. К. Миллера. И у Хёттля, и у Шелленберга решение о проведении провокации против советских военных принимается Гитлером и Гиммлером. При этом помимо главной цели — ослабить боеспособность Красной армии на период, пока вермахт будет решать основные проблемы на Западе, имелась и дополнительная — заполучить компромат на высших чинов рейхсвера. Потом следует детективный сюжет с проникновением взломщиков в помещение архива рейхсвера и похищением документов, имеющих отношение к Тухачевскому и его товарищам. Из этих материалов специалисты-фальшивомонетчики изготовляют подложное досье, уличающее маршала и его соратников в тайных связях с германской военной разведкой. У обоих мемуаристов первоначальным маршрутом, по которому фальшивка должна была попасть в Москву, является чехословацкий. Однако в деталях данного эпизода наблюдается существенная разница. Шелленберг утверждает, что сперва думали использовать в качестве канала для передачи «досье на Тухачевского» чехословацкий генштаб, имевший в ту пору тесные отношения со штабом Красной армии, однако потом Гейдрих предпочел действовать через окружение Бенеша, благодаря личному письму которого Сталину и состоялась в Берлине встреча людей Гейдриха с уполномоченными Ежова.
Хёттль же настаивает, будто от чехословацкого варианта в конце концов отказались как от слишком рискованного, поскольку информация могла попасть в руки Тухачевского или кого-нибудь из его друзей. Поэтому в «Секретном фронте» Гейдриху приходится через своих агентов выходить непосредственно на советское посольство в Берлине и предлагать тому товар в виде пресловутой папки чуть ли не безвозмездно. Русские при этом будто бы охотно согласились и даже из какого-то не вполне понятного благородства выразили желание оплатить расходы германской стороне. Можно предположить, что Хёттль, в сферу служебных интересов которого входила Чехословакия, был осведомлен, что никаких контактов у немецкой разведки с Бенешем в действительности не было, и опасался, что Прага может разоблачить версию с якобы имевшим место личным и секретным письмом чехословацкого президента Сталину. Поэтому предпочел заставить Гейдриха напрямую войти в связь с советскими агентами в Берлине, отчего ситуация, правда, стала еще более нелепой. Интересно, кем представлялись на этих переговорах люди Гейдриха? Тем, кем они были, то есть сотрудниками разведки? Но тогда почему у представителей советских органов безопасности должно было возникнуть столь полное доверие к своим германским коллегам? Ведь отношения Москвы и Берлина были более чем прохладными, и обе стороны рассматривали друг друга в качестве потенциальных противников. Конечно, немецкие разведчики могли выдать себя за убежденных антифашистов, вознамерившихся помочь горячо любимому Советскому Союзу и товарищу Сталину разоблачить «военно-фашистский заговор». Но тогда совершенно непонятно, почему они не отказались принять в возмещение за труды кругленькую сумму в три миллиона золотых рублей, прекрасно зная, что у первой в мире страны социализма с валютой напряженка?
Остается еще один вариант. Обладатели досье могли назваться рядовыми берлинскими уголовниками, по какому-то фантастическому случаю, то ли по ошибке (перепутали архив рейхсвера с банком), то ли еще как заполучившими столь ценный для Сталина материал. Что ж, как сюжет для криминальной комедии — очень даже годится. А вот поверить, будто такое могло случиться в реальной жизни, могли только либо безудержные фантазеры, люди не от мира сего, либо клинические дураки. Ни теми ни другими основные действующие лица этой истории — Гейдрих, Ежов и Сталин, — безусловно, не были.
Больше же всего впечатляет финал с тремя миллионами рублей, то ли обыкновенных, как у Хёттля, то ли золотых, как у Шелленберга. Трудно даже сказать, какой из вариантов абсурднее. Рубль в 1937-м давно уже был «деревянным». Так что просить сумму что в мелких, что в крупных рублевых купюрах можно было только в одном случае: если их намеревались потратить в пределах Советского Союза, то есть снабдить ими германскую агентуру. Гейдрих был достаточно опытен, чтобы понимать: Ежов будет мыслить именно таким образом и наверняка зафиксирует номера передаваемых купюр или пометит их каким-то условным знаком. И тем не менее глава РСХА отдает всю сумму тому же Шелленбергу для использования в СССР! Смех, да и только.
