Н Князев - Легендарный барон: неизвестные страницы гражданской войны.
Знали ли все всадники — монголы о сформировании Временного революционного правительства Монголии во главе с Бодо — ламой, которое договорилось с Правительством СССР, и это правительство враждебно генералу Унгерну, но монгольские нойоны точно знали об этом. Новое Монгольское правительство — в Урге, и его признали князья и ламы, а, следовательно, они свободны от обязательств, возложенных на них старым правительством Монголии.
Нельзя не отметить, что генерал Унгерн совершенно не знал и не чувствовал сущности человеческой натуры. Подтверждений высказанной мысли много. Особенно поражает его незнание психологии монгол. После бунта во 2–й бригаде он, отпуская Шеломенцева и других русских в Маньчжурию, оставался одинок, отдавая себя в руки монгол. Он верил им, монголам, и хотел с ними связать свою судьбу, но они в течение нескольких последующих часов предрешили его печальный конец. Вывод: жизнь 3000 молодых, здоровых людей имела право на самозащиту.
Уход Азиатской конной дивизии в Маньчжурию.
Дивизия уходила из пределов Монголии двумя самостоятельными колоннами, не ища путей к соединению. Причиной этому то, что убийство генерала Резухина произошло в ночь 17 августа, и бригада должна была спешно уходить возможно дальше от генерала Унгерна и затерять свой след. В 1–й бригаде офицеры не знали о заговоре офицеров во 2–й бригаде, а, следовательно, не могли терять времени на связь со 2–й бригадой, хотя все выгоды были на стороне соединения бригад. Если бы дивизия вся шла вместе, то ей ни в какой мере не могли бы быть страшными красные, и она спокойно ушла бы из Монголии. Тем более им не страшны были бы красные монголы.
Путь на восток 1–й бригады.
Бригада в образцовом порядке, переменным аллюром пошла на юго — восток, к р. Селенге. Настроение у всех было прекрасное. На походе в мой штаб колонновожатого привезли “казну”. Ее принял полковник Кастерин. Она оказалась тощей, помещающаяся в двух переметных сумах и заключалась, главным образом, в малоценном билонном серебре весом в 2–3 пуда, отобранном когда‑то у Центросоюза. Было около 200 китайских бумажных долларов (из них около ста — у генерала Резухина) и около 20 фунтов ямбового серебра. Ни золота, ни других ценностей не было.
Во время переправы через Селенгу, часов в 8–9 вечера прибыл командир 5–й сотни 1 — го полка сотник Немцев и доложил мне, что при его сотне находится арестованный капитан Безродный. Как прикажу я поступить с арестованным? Оказывается, Безродный, по приказанию Унгерна, находился с частью Комендантской команды при Резухине, как глаза и уши Унгерна, но действительность показала: плохие глаза и уши у капитана Безродного. Его арестовал полковник Хоботов и передал в 5–ю сотню Немцева. Как и почему спасся Безродный при аресте, не знаю. Думаю, что полковник Парыгин рекомендовал его оставить для расправы мне, так как я едва не погиб из‑за него. Меня он мало интересовал. Я был весьма занят переправой частей и, отпуская хорунжего Немцева, я отдал приказание охранять Безродного до первой дневки, на которой и будет собран военно — полевой суд, который только и вправе решить судьбу Безродного.
На следующий день мне доложили, что при переправе через Селенгу сотни Немцева в темноте сбежал Безродный. Грешный человек, я сразу подумал, что Безродный не сбежал, а всадники спустили его в воду на корм рыбам, но оказалось, что он действительно сумел бежать, бросившись в воду и, симулируя потопление, выплыл. По Селенге доплыл на ялике до Троицкосавска, где вымаливал у Щетинкина прощение, но красный партизан не внял его мольбам и расстрелял.
Переправа через Селенгу заняла всю ночь с 17 на 18 августа. Непосредственно переправой руководили полковники Хоботов и Парыгин. Я сидел у костра над картой и решал вопрос, по какому пути вести бригаду на восток. Путей было два. Один путь — пройти мимо Урги с севера, другой — с юга. Первый путь значительно короче, но, наверно, придется дать бой красным. Первый путь был лучше в смысле пастбищ и водопоя, что выдвигалось, как главное, так как сохранение коней — спасение людей, вверенных моим заботам.
Я наметил по карте оба пути, и после окончания переправы всех частей пригласил Парыгина и Хоботова к своему костру, изложил им все плюсы и минусы каждого пути и просил их высказаться. Оба полковника признали путь севернее Урги более приемлемым, и мы единодушно на нем остановились, причем путь движения оставался для всех остальных в глубокой тайне.
На этом же совещании порешили отпустить немедленно монгольские сотни, так как они нам были не нужны. По пути на Керулене отпустили бурят, кои не пожелают идти в Маньчжурию, и они сумели рассосаться среди своих бурят, кочующих в большом числе в верховьях Керулена и юго — западным склонам Хэнтэя, спасаясь от красных в Забайкалье.
Здесь же установили определенный взгляд на свои цели, формулируя их так: “Признать для данного 1921 г. борьбу с большевиками для нас непосильной, когда население Забайкалья, не испытав большевистского режима, не на нашей стороне, а потому бригада не пойдет к атаману Семенову, а люди бригады вольны определить свою судьбу, как каждый найдет для себя лучшим. Мы связаны общими интересами и едины до выхода в безопасную зону от большевиков — до выхода на Керулен. Об этом решении пока не объявлять”.
Здесь же изучали на память свой путь, дабы в случае выбытия меня или кого- либо из нас троих, план пути был известен. Он лежал: к северо — востоку от Ван — хурэ на поселок Мандал, который отстоял в 45 верстах к северу от Урги. С Мандала перевалить южные отроги Хэнтэя и выйти в верховья Керулена, если не удастся выйти в верховья Толы. От Керулена взять круто на юг и, отойдя от него верст 70- 100, повернуть на восток в переделы Барги. Ожидали встретить красных при пересечении тракта Троицкосавск — Урга и на Керулене. Весь намеченный путь превышал 1200 верст, кои на степных конях можно будет пройти 27–30 дней при 5–6 дневках. Чтобы скрыть путь следования, арьергардной сотне забирать с собою всех встретившихся на пути монгол и отпускать их только после Керулена, когда минует красная опасность.
Переправа через Селенгу, несмотря на темную ночь и спешку, совершена была с малыми потерями. Утонуло или бежало человек 5–6 монгол и слабосильный скот из табуна и гурта.
Часов в 8 утра 19 августа бригада двинулась на восток. 20 августа были отпущены 2,5 сотни монгол в полном вооружении и снаряжении. Им дали уставших коней из табунов и рогатый скот. Расстались друзьями. Взяли с них слово, что пойдут по направлению Дзаин — Шаби и никому не скажут, где мы расстались. Исполнили ли они свое обещание, неизвестно.
