Иван Осадчий - Мы родом из СССР. Книга 2. В радостях и тревогах…
Зарубежные голоса сделали свое подлое дело. Они не только взрастили диссидентов, но и посеяли сомнения у многих советских людей, слушавших их: так ли уж хорош социализм и плох капитализм?
Первые стали идеологами «демократической» контрреволюции. Вторые – их митинговыми подголосками.
Суть, однако, в другом: в горбачевские годы, в условиях гласности и плюрализма, свои, доморощенные антикоммунисты, получили возможность в полную силу использовать советское радио, телевидение, печать для антикоммунистической пропаганды, превосходя по размеру все зарубежные голоса вместе взятые, – и злобой, и ложью, и цинизмом. Так что их зарубежным духовным собратьям можно было не беспокоиться. Они свое сделали. И в этих условиях вполне объяснимо прекращение глушения зарубежных голосов на Советский Союз.
Такие «уроки» Горбачева окрыляли всю антикоммунистическую нечисть, вдохновляли её на вседозволенность…
Ближайшие соратники Горбачева – Е. К. Лигачев, Н. И. Рыжков и В. И. Воротников, входившие в первую его команду, в своих оценках делают акцент на то, что первые годы перестройки (1985–1987), при всех имевшихся проблемах, допущенных ошибках, поспешно принятых и не всегда оправданных решениях, были позитивными. Не замалчивая просчетов, негативных проявлений, омрачавших советских людей, вызывавших тревогу за последствия горбачевской перестроечной политики, они выходили на общий «плюс» при оценке положения в стране.
Мне представляется, мягко говоря, что ближайшие соратники Горбачева на первом этапе перестройки, довольно долго и крайне терпимо относились к его «новациям», вызывавшим беспокойство и озабоченность у множества людей, да и у них самих.
Складывалось впечатление, что их, каждодневно общавшихся с Горбачевым, тоже «убаюкивали» его многократно повторяемые и вбиваемые в головы людей циничные заявления, что «осуществление преобразований будем проводить только в рамках социализма».
Традиционно сложилось так, что ближайшее окружение первых лиц в КПСС и в советском государстве слишком долго мирилось с волюнтаризмом и прожектерством Хрущева, затем – с «самодовольным оптимизмом» Брежнева, и, наконец, – со многими спонтанными, необдуманными, необоснованными и неподготовленными, сомнительными лозунгами и действиями Горбачева. Неужели история, предшествующий опыт ничему не научили?
Даже судя по дневнику В. И. Воротникова, весьма откровенному и объективному, видно, какие серьезные раздумья, недоумения, сомнения и тревоги вызывал у него горбачевский курс, его лозунги и действия в 1985 и в 1986 годах, которые омрачали многих в партии и в целом в стране.
Читаем дальше в дневнике В. И. Воротникова: «Процесс перестройки после январского (1987 года) Пленума ЦК в руководстве, в партии, в обществе стал восприниматься неоднозначно. Терпение и выдержка в оценке ими Горбачева и Яковлева, мешали объективно высказать правду, боясь оказаться в числе „консерваторов“. Это была обманчивая тенденция, таившая в себе непредсказуемые последствия».
Вот она истина! Как же можно было несколькими строками выше утверждать, что «в 1987 году стал ускоряться процесс демократизации, люди стали раскованнее».
А ведь и ранее Виталий Иванович с тревогой писал об антисоциалистических настроениях на съезде кинематографистов, о националистических выступлениях в Прибалтике, в Литве в особенности, да и в Эстонии, о множестве омерзительных публикаций в СМИ, и сюжетов в теле– и радиопередачах, поносивших все этапы советской истории, включая Великую Октябрьскую социалистическую революцию, и т. д. Всё это – «плоды» процесса «демократизации» «раскованных людей», действия нового, главного идеолога партии А. Н. Яковлева, который всё чаще подбрасывал Горбачеву праворадикальные идеи, которые тот сразу озвучивал и давал им «зеленую улицу», толкая перестройку в тупик.
Эта противоречивая и непоследовательная критика с оговорками очень часто встречается также у Е. К. Лигачева. Он пишет:
«Обращаю внимание читателя, что А. А. Яковлев в своей книге „Обвал“ утверждает, что он уже в 1987 году понял, что „от марксизма надо отказаться“».
Выходит, А. Н. Яковлев знал, что он делал тогда, практически с первых дней своей работы в ЦК КПСС сначала в должности заведующего идеологическим Отделом ЦК, а затем секретаря ЦК и члена Политбюро. А члены Политбюро, работавшие рядом с ним, не замечали, не видели или не понимали, куда ведет КПСС и советскую страну насаждаемая им идеология? Всё та же необъяснимая терпимость, основательно смахивающая на беспринципность и благодушие.
Размышляя о ситуации, складывающейся с разрушительной антисоциалистической деятельностью СМИ, прикрывавшихся идеями гласности и плюрализма, Е. К. Лигачев пишет:
«Уже тогда было видно, что гласность и демократию радикалы стремятся использовать в целях нагнетания общественной напряженности, дезориентации массового сознания, дестабилизации государства.
Острота радикальных публикаций все чаще переходила в разнузданность. Трудно припомнить такие заседания Политбюро, на которых стихийно не возникали бы вопросы по СМИ. Их поднимали практически все члены Политбюро, особенно Рыжков, Крючков, Лукьянов и секретари ЦК, за исключением Яковлева и Медведева. В ЦК потоком шли письма людей, возмущенных публикациями, оскорблявшими нашу партию, армию, ветеранов…
На такие письма нельзя было не реагировать. Нередко возмущался некоторыми статьями и телепередачами и сам Горбачев. Но каждый раз это была „буря в стакане воды“. Всё кончалось словопрениями – без принятия каких бы то ни было решений. Правда, порой, Политбюро поручало Медведеву „разобраться“, однако судьба этих поручений была неизвестна, никто потом не вспоминал о них. Медведев об исполнении не докладывал. Думаю, более того – не сомневаюсь, что такая политика была хорошо известна „капитанам“ праворадикальной прессы, она их „вдохновляла“.
Очень острая критика СМИ звучала на всех Пленумах ЦК того периода, на всех совещаниях рабочих, крестьян, учителей, промышленников. Но Горбачев либо вообще не замечал этой критики, либо истолковывал ее как чью-то попытку уйти из-под контроля общественности и прессы…
Между тем в стране явно устанавливалась диктатура праворадикальных средств массовой информации. Речь шла о жестоком пропагандистском терроре. Ни о каком разномыслии говорить не приходилось. В один день, словно по команде, пять-шесть ведущих московских изданий вкупе с телевидением, „Маяком“, а также при мощной поддержке зарубежных радиоголосов, обрушивались на своих противников; вал за валом скоординировано накатывались на страну дестабилизирующие пропагандистские кампании.
