Владимир Рынкевич - Шкуро: Под знаком волка
На лицах гостей приятное удивление — сегодня, наверное, разговор будет не про баб. На приставном столике — листовки, газеты.
— Читали? — спросил генерал, кивая на столик.
— Власова-то[78]? — отозвался Гринчук. — За пайку хлеба продался сталинский генеральчик. Его через два дня шлепнут наши или…
Не нашел слова Гринчук, и за столом засмеялись: а которые, мол, наши-то?
— Власов — это разговорчики, — сказал Шкуро. — Листовочка хилая. А вы журнал посмотрите. «На казачьем посту», номер один. Издается в Берлине. Десять тысяч экземпляров. Открывается с обращения Краснова: «Идите в Германские войска, идите с ними и помните, что в Новой Европе Адольфа Гитлера будет место только тем, кто в грозный и решительный час последней битвы нелицемерно был с ним и германским народом». Наливайте, друзья. Выпьем за начало нашего похода. Наливайте, наливайте — потом расскажу. Скорее поймете.
Рассказал, что на русской территории, в Таганроге, действует казачий войсковой штаб. Им руководит полковник Белый и формирует казачьи полки. Казаки-то есть, командиров нет — все старики под 70. Полковник Белый, как старший походный атаман, был принят Гитлером. Великий фюрер, любитель круглых дат, принял решение по казачьему вопросу: 1 мая сего 1943 года начнутся перемены; уже формируется 1-я казачья кавалерийская дивизия под командованием генерал-майора Гельмута фон Панвица[79], — хорошо знает русский язык; фон Панвиц создает Школу юных казаков; дивизия формируется из добровольцев из России, а также из эмигрантов и отчасти из военнопленных; предполагается специальное обращение германских властей к русским казакам.
— Это не разговорчики, — сказал Шкуро. — Я уже договорился с Панвицем о посещении его дивизии представителями наших войск. Да. Это сейчас нас мало, а когда узнают, что мы входим в регулярную дивизию — все кинутся к нам. Итак, господа, составляем список делегации. Форма — кубанская парадная. Папахи, черкески, шашки. Едем в Млаву, а там Варшава рядом. Полячки-кривлячки — они и не знают кубанских «волков». Но, говорят, такое умеют.
Фон Панвиц чем-то напомнил Шкуро Елисеева: тот был друг без изъяна, жизнь спокойно ему доверишь, а этот кавалерийский командир, словно и родившийся таким командиром. Здоровый мужчина — посмотришь и не поверишь, что его можно свалить с ног. На лице только дело, только боевая мысль командира, и вместе с тем видит все, что происходит в полку, в дивизии.
Один взгляд на Шкуро — и разговаривает с ним, словно вместе прошли несколько боев.
— Я рад узнать вас, — сказал Панвиц, — русский язык теперь понимаю. Раньше только польский. Я построил полк, чтобы встретили вас.
На плацу гулял ветер. Не теплый кубанский, конечно, но все же весенний. Теперь пора не любви, а войны. Русские наступают зимой, немцы — весной и летом. С развевающимся волчьим знаменем группа кубанцев под командованием Шкуро объехала строй полка. Оркестр играл «Боже царя храни». Когда официальная часть кончилась и скомандовали «вольно», Шкуро выступил в своем новом амплуа:
— Пора нам русским мужикам до русских баб добраться. А то у них там уже…
— Может быть, напрасно это, Андрей Григорьич, — шепнул Колкин. — Не надо здесь такое.
— Ты погляди, как смеются, — возразил генерал и продолжал: — У нас в Пашковской был случай — баба казака изнасиловала, а он жаловаться атаману пошел. Тот спрашивает: «Ты как…»
Фон Панвиц наблюдал с интересом. Смеются — значит, хорошо.
Однако в штабе дивизии разговор пошел другой.
— Андрей Григорьевич, — тщательно выговаривал русское имя Панвиц. — В Восточном министерстве рейха, которым руководит Розенберг, создано Казачье управление. Его начальник — Гимпель, помощник — Гензель. Мы получили оттуда инструкцию относительно вас, временно воздержаться от назначения генерала Шкуро в дивизию, А я бы сразу дал вам полк.
XII Декларация германского правительстваКазаки!
Казачьи Войска никогда не признавали власти большевиков. Старшие Войска, Донское, Кубанское, бывшее Запорожское, Терское и Уральское, бывшее Яицкое, жили в давние времена своей государственной жизнью и не были подвластны Московскому государству. Вольные, не знавшие рабства и крепостного труда вы, Казаки, закаляли себя в боях. Когда большевизм поработил Россию, вы с 1917 года по 1921-й боролись за свою самостоятельность с врагом, во много раз превосходящим вас числом, материальными средствами и техникой. Вы были побеждены, но не сломлены. На протяжении десятка лет, с 1921 по 1933 год, вы постоянно восставали против власти большевиков. Вас морили голодом, избивали, ссылали с семьями, с малыми детьми на тяжкие работы на Крайний Север, где вы погибали тысячами. Вас расстреливали, уничтожали. Вам приходилось скрываться, вести жуткую жизнь постоянно гонимых и ждущих казни людей. Ваши земли были отобраны. Войска ваши уничтожены. Вы ждали освобождения, вы ждали помощи!
Когда доблестная Германская армия подошла к вашим рубежам, вы явились к ней не как пленные, но как верные соратники. Вы с семьями, всем народом, ушли с германскими войсками, связали свою судьбу с ними, предпочитая все ужасы войны, биваки и зимнюю стужу, кочевую жизнь — рабству под большевизмом. Все, кто только мог сражаться, взялись за оружие. Второй год вы сражаетесь плечом к плечу, стремя к стремени с германскими войсками. Вы пережили весь ужас власти большевиков, и вы никогда с ней не примиритесь. Германская армия нашла в вас честных и верных союзников!
В воздаяние заслуг ваших на поле брани, в нынешнюю величайшую воину совершенных, в уважение прав ваших на Землю, кровью предков ваших политую и вам тысячу лет принадлежащую, в сознании прав ваших на самостоятельность, считаем долгом нашим утвердить за вами, Казаками, и теми иногородними, которые с вами жили и с вами доблестно сражались против большевиков:
1. Все права и преимущества служебные, каковые имели ваши предки в прежние времена.
2. Вашу самостоятельность, стяжавшую вам историческую славу.
3. Неприкосновенность ваших Земель, приобретенных столькими трудами.
4. Если бы военные обстоятельства временно не допустили бы вас на Землю предков ваших, то мы устроим вашу казачью жизнь на востоке Европы под защитой фюрера, снабдив вас землей и всем необходимым для вашей самобытности.
Мы убеждены, что вы верно и послушно вольетесь в общую дружную работу с Германией и другими народами для устроения новой Европы и создания в ней порядка, мира и мирного счастливого труда на многие годы.
Да поможет вам в том Всемогущий!