Лидия Чуковская - Записки об Анне Ахматовой. 1963-1966
88
В декабре 1963 года в Москве, где, как во всяком большом современном городе, ежедневно совершаются страшные преступления, – появился убийца, отличающийся от своих коллег особой манерой, особым почерком. И особой свирепостью. В дневные часы, в ту пору, когда квартиры, преимущественно отдельные, пустоваты (молодежь на работе), а до́ма чаще всего остаются дети да старики, он звонил в дверь и, на вопрос «кто там?», отвечал: «Мосгаз». Ему отворяли доверчиво. А он загонял свою жертву в ванную комнату и убивал ударом охотничьего топора. Обыкновенно у нас ни в газетах, ни по радио о злодействах ни слова, до тех пор, пока злодей не пойман и не изобличен. Так было и на этот раз: целый месяц город жил страхами и слухами. Наконец, убийцу поймали – он оказался неким Владимиром Ионесяном, актером Оренбургского театра музыкальной комедии. Сообщение о его поимке появилось в газетах 13 января, а о расстреле – 1 февраля 64 года. Газетчики, пользуясь случаем, воспели работников Прокуратуры и милиции и очередной раз объяснили читателям, будто в нашей стране тяжкие преступления – редкость, а вот в США – нечто повседневное. (Что касается статистики преступлений – то в нашей стране она вообще не публикуется.) – Написано в 1985 году.
89
«Записки», т. 2. с. 505, 538, 370–371.
90
Цикл «Четверостишия» был намечен Анной Андреевной еще тогда, когда она составляла первый «Бег времени» вместе с Н. Н. Глен. Быть может, окончательное название цикла – «Вереница четверостиший» – восходит к десятым годам, к «Веренице восьмистиший» Сергея Городецкого.
91
Тихонов (Серебров) – о нем см. «Записки», т. 1, с. 103, а также «За сценой»: 32.
92
Самым интересным я считаю первый, подаренный мне в Ташкенте, экземпляр. Он не машинописный, как все последующие, а собственноручный – это раз. До него, более ранний, известен мне только один: тот, который в точно такой же школьной клеенчатой тетради А. А. подарила Штокам – Исидору Владимировичу и Ольге Романовне. Вариант «Поэмы», напечатанный в ББП на с. 431–442, относится, как это видно из даты под прозаическим текстом, уже не к 42-му, а к 43-му году.
Подробное описание моей ташкентской тетради см. «Записки», т. 2, с. 27–28. Здесь же добавлю только, что подарена она была мне Анной Андреевной 20 мая, затем взята обратно для поправок и вручена окончательно 15 октября 1942 года.
93
Я была поражена, прочитав через много лет в одной из ахматовских записей о «Поэме» нечто об этих «днищах»:
«Поэма опять двоится. Всё время звучит второй шаг. Что-то идущее рядом – другой текст, и не понять, где голос, где эхо и которая тень другой, поэтому она так вместительна, чтобы не сказать бездонна. Никогда еще брошенный в нее факел не осветил ее дна (выделено мною. – Л. Ч.). Я как дождь влетаю в самые узкие щелочки, расширяю их – так появляются новые строфы За словами мне порой чудится петербургский период русской истории:
Да будет пусто место сие, —
дальше Суздаль – Покровский монастырь – Евдокия Федоровна Лопухина. Петербургские ужасы: смерть Петра, Павла, дуэль Пушкина, наводнение, блокада. Всё это должно звучать в еще не существующей музыке. Опять декабрь, опять она стучится в мою дверь и клянется, что это в последний раз. Опять я вижу ее в пустом зеркале». (Текст продиктован Анной Андреевной Эмме Григорьевне Герштейн, – см.: «Двухтомник, 1990», т. 2, с. 259–260.)
94
См. «Записки», т. 1, с. 64. – № 25.
95
См. ББП, с. 477 и «Двухтомник, 1990», т. 1, с. 430.
96
Речь идет о том, что О. В. Ивинская годами присваивала деньги и вещи, предназначавшиеся для одной из заключенных– см. «Записки», т.2, с. 221–222, а также в отделе «За сценой»: 97.
97
О пропуске и фотографии см. «Записки», т. 2, с. 254.
98
Впервые это стихотворение появилось (с пропуском одного четверостишия) в Париже, в 1970 году, в журнале «Вестник Русского Студенческого Христианского Движения» в № 95–96, и без пропуска – в 1974-м – в сб. «Памяти А. А.»; в Советском же Союзе впервые в 1987 году в журнале «Даугава», № 9 (публикация Р. Тименчика) и затем в сборнике: Анна Ахматова. Я – голос ваш… / Составление и примечания В. А. Черныха. М.: Книжная палата, 1989, с. 280. Предполагаю, что во всех публикациях, в том числе и в сб. «Памяти А. А.», 16-я строка неточна: вместо «Огромный небесный простор» следует «Огромный июльский простор».
99
Четвертое издание сборника «Белая Стая» именуется обычно «берлинским» потому, что тираж отпечатан в Берлине. Однако, это издание – советское (Петрополис – Алконост, 1923).
От предыдущих изданий (первое – в 1917-м) последнее, «берлинское», отличается наибольшей полнотой.
100
«Записки», т. 2, № 78; а также с. 411.
101
«Как ты можешь смотреть на Неву…» – БВ, Белая Стая; № 106.
102
О причинах, разлучивших меня с Ленинградом, см. «Записки», т. 2, с. 34–40.
103
ББП, с. 66; № 107.
104
ББП, с. 117; № 108.
105
БВ, Белая Стая; № 109.
106
Стихотворение «Все ушли, и никто не вернулся» – № 110. Впервые – с искалеченным концом – опубликовано в Париже, в «Вестнике РСХД» в 1969 г., в № 93, потом – правильно в сб. «Памяти А. А.», с. 25; в Советском Союзе впервые опубликовано Р. Тименчиком в 1987 году в журнале «Даугава», № 9.
«De profundis» – ББП, с. 295. Хотя стихотворение это опубликовано В. М. Жирмунским на основе автографа – утверждаю: в автографе описка, и в 8-й строке последнее слово не «горы», но «весны». Об этом свидетельствует рифма («сочтены» – «весны»), а также общий смысл всех двенадцати строк: поколение уничтожили накануне его неистового расцвета:
De profundis[254]… Мое поколенье
Мало меду вкусило. И вот
Только ветер гудит в отдаленьи,
Только память о мертвых поет.
Наше было не кончено дело,
Наши были часы сочтены,
До желанного водораздела,
До вершины великой весны,
До неистового цветенья
Оставалось лишь раз вздохнуть…
Две войны, мое поколенье,
Освещали твой страшный путь.
Следует помнить, что «наше дело», о котором пишет Ахматова, это великое дело культуры, в частности, поэзия акмеистов, производивших имя своей группы от греческого «акме», что означает «расцвет».
