Михаил Байтальский - Тетради для внуков
Чтобы избиратели могли критиковать, они должны знать. Призыв к самокритике, когда избиратель знает положение не дальше своего предприятия или своего дома – лицемерный призыв. Идею социализма дискредитируют не анекдоты, а совершенно анекдотическая боязнь информации. И в результате – все засекречено: налоги замаскированы, история коллективизации повернута парадной стороной, цифры преступности захоронены под процентными показателями, история тридцатых годов освещена, подобно луне, лишь с одного боку, размеры пьянства тщательно скрываются, большевистский лозунг 1917 года "Долой тайную дипломатию!" засыпан общими фразами туманных коммюнике. Даже такое событие, как отставка первого секретаря ЦК, вершителя всей политики государства, единоличного волюнтариста Хрущева, падает как снег на голову ошеломленного избирателя, еще вчера вечером и думать не смевшего о таком повороте событий.
Логику фактов не обманешь. Не хотят (а то и психологически не могут) понять лишь те, кто чуть что, пугается, как бы "неустойчивые", узнав лишнее, не совратились. Насчет неустойчивых умов молодежи любил погромыхать Никита Сергеевич. "Писатель" Грибачев обзывает молодежь "не слишком искушенными". Всем этим неустойчивым и неискушенным лишнего знать нельзя. Сказать лишнее, конечно, возможно. Лишнего не скажут только там, где вообще ничего не рассказывают. Сколько же в нашей стране неустойчивых и неискушенных? Очевидно, ровно столько, сколько оберегаемых от искушения. А оберегают-то нас всех. Значит, все мы глупенькие, неустойчивые, наивные, "не слишком искушенные". Хорошего же мнения наши охранители о народе!
Это их презрение и недоверие к народу, к обществу проявляется на каждом шагу.
Средневековые рыцари, отправляясь в многолетние крестовые походы, оковывали бедра своих жен поясом целомудрия, чтобы охранить их, неустойчивых, от соблазна измены мужу. Так они получали железную гарантию верности. Такую же гарантию хотят иметь те, кто надевает на весь народ духовный пояс целомудрия, охраняя нас таким образом от предосудительной близости с тем, с чем и простое знакомство опасно. По убедительному разъяснению Грибачева, такое знакомство дает только часть истины, ибо показывает только часть истории, а не всю ее. Отсюда: тот, кто читал о расстреле делегатов семнадцатого съезда, знает лишь ЧАСТЬ истории, а кто не читал об этом ни в одном учебнике, знает ВСЮ историю. Любопытная логика!
* * *Мы начинаем замечать и узнавать из книг, что человечество постепенно усваивает новую меру успехов общества, меру справедливости. Прежде она интересовала лишь немногих. Мера эта плохо поддается статистическому учету, чем существенно отличается от узаконенных мерок, применяемых печатью и радио. Рост выпуска тракторов и рост поголовья овец на сто га сельхозугодий статистика учитывает досконально. Но современный человек понимает, что цифра отражает истину в зависимости от того какая истина запрограммирована: для всех или для неустойчивых. Так, если завод выпустил сто тракторов, а они простаивают четверть горячего летнего времени из-за отсутствия запчастей (или по другим, зависящим от нашего планирования причинам), то подлинная истина заключается в том, что выпущено не 100, а только 75 тракторов. Мы вправе сказать, что «целое», т. е. сто тракторов, есть лишь часть истины – точнее, вообще не истина, а показуха; истина же заключена в той части целого, которая служит людям, т. е. в цифре 75. Настоящая правда меньше показной, но она настоящая. Для того же, чтобы выяснить подлинную истину, необходимо дать каждому трудящемуся возможность внести проверенный его практикой коэффициент в благополучные цифры и слова, усыпляющие его сознание.
Единственный способ подлинной духовной мобилизации общества – гласность.
При Сталине само слово "свобода" употреблялось большей частью иронически – в статьях о буржуазной свободе, или юридически – в статьях УК о лишении свободы. Но между словами, которые с полной свободой произносил мой следователь – от "сияющих вершин коммунизма" до "душу твою я мотал!" – и теми словами, которые подлежали немедленному наказанию, простиралась обширнейшая зона слов, наказуемых в зависимости от того, как посмотреть. Я бы назвал ее зоной толкования. Ее хозяевами были следователи, величайшие языковеды той эпохи.
При Хрущеве неограниченной свободой выражения мнений (своих и референтских) пользовался он сам. Остальным предоставлялось воображать, будто осуществление в 1917 году основной предпосылки гражданских свобод – освобождение труда – автоматически означало наличие этих свобод в последующие годы, хотя все – в том числе сам Хрущев – отлично знали, что Сталин эти свободы отменил.
Судьба Хрущева показала, как изменчиво содержание формулы "свобода слова". Скажи вы вслух за сутки до его снятия, что он вульгаризирует марксизм – где бы вы были? Вас немедленно потянули бы к языковедам. А на другой день после его снятия все его речи, собранные в толстенные книги, все его портреты и приказы полетели на свалку. А ваши вчерашние крамольные слова перешли в зону свободного намека, милую мне зону, где литературные Левши подковывают блох, а атаманы Платовы, донские атаманы из того же лесковского сказа, разглядывают каждую буковку в усовершенствованный мелкоскоп. И чуть что – кличут незабвенную тройку, дабы мчать беднягу Левшу в кутузку, все к тем же языковедам в штатском.
Проблема свободы слова есть, собственно говоря, проблема обратной связи в обществе – связи, которую по-своему осуществлял еще Гарун аль Рашид. Конечно, в лагерях обратная связь с зеками не особенно нужна: лагерь не задуман, как республика. Впрочем, именно в лагере ее ретиво, хотя и несколько своеобразно пытались наладить. Узнать настроение масс здесь требовалось с единственной целью: подавить всякое сопротивление в зародыше, пока оно еще носится в воздухе в виде настроения. Прибивали ящики для заявлений-доносов, подслушивали, цензуровали – такова она, обратная связь сталинского типа, самый разлюбезный сталинский способ ознакомления с волей народа, наилучший датчик, сигнализирующий, где и что следует немедленно пресечь. И другие датчики отпадают: зачем свобода слова, если и без нее можно узнать твои мысли?
Но бывают случаи, когда райком может узнать сокровенные думы и чаяния трудящихся и без сообщения секретаря низовой парторганизации. Такой случай произошел в Воркуте, да в такой забавной форме, что нельзя не рассказать.
В чудесные первые месяцы лагерной либерализации, когда некоторые лагерники так и ждали, что вот-вот кум подойдет к ним христосоваться, гранитному памятнику Сталина, что стоял на одной из центральных улиц, однажды ночью отбили голову. И, не удовольствовавшись этим, еще и напялили ему на плечи рваный арестантский бушлат.
