Федор Раззаков - Знаменитые Стрельцы
Повторимся: ансамбли могут следовать и неотечественному мелосу – это их творческое право, но следовать достаточно безликому среднеевропейскому шаблону, видимо, не следует. Как есть среднеевропейское время, так есть и такой шаблон. Нам же хотелось – и мы не считаем это желание прихотью, – чтобы советские ансамбли работали с поправкой на наше, советское, время…
Но давайте не забывать, что музыка в «Машине времени» – это все-таки лишь дополнение к текстам, а не наоборот. Мы говорим об ансамбле, в котором вполне обеспеченные артисты скидывают с себя перед концертом дубленки и фирменные джинсы, натягивают затрапезные обноски (кеды, трико, пляжные кепочки, веревочки вместо галстуков) и начинают громко брюзжать и ныть по поводу ими же придуманной жизни:
Обещаньям я не верил
И не буду верить впредь.
Обещаньям верить
Смысла больше нет.
Откуда такое неверие? Очевидно, лирический герой «Машины времени» слишком много лавировал и изменял самому себе:
Мы себе давали слово
Не сходить с пути прямого,
Но!
Так уж суждено…
К счастью, за рамками гастролей остались прежние записи ансамбля, выражающие еще более сомнительные сентенции, типа: «Ты все ждешь, что ты когда-нибудь умрешь» (здесь авторы письма ошиблись: приведенная ими строчка принадлежала другой рок-группе – «Воскресение». – Ф. Р.). Впрочем, смертный час не очень-то волнует героя, ибо его жизненная позиция далека от романтической одержимости:
И я спокоен лишь за то,
Что щас (?!) не сможет
Обмануть тебя никто,
И ты теперь всегда готов
к тому,
Что лучше это сделать самому.
Сегодня мы говорим не только о гастролях в Красноярске, не только о законах поэтического жанра, которыми пренебрегает «Машина времени». Мы говорим о позиции ансамбля, каждый вечер делающего тысячам зрителей опасные инъекции весьма сомнительных идей:
Носите маски,
Носите маски!
Лишь только под маской
Ты можешь остаться собой.
И если у друга
Случится беда, —
Маску друга,
Маску участья
Ты можешь надеть иногда.
После такой, с позволения сказать, исповеди, нетрудно ответить на вопрос:
Скажи мне, чему ты рад?
Постой, оглянись назад!
Постой, оглянись назад,
И ты увидишь, как вянет
листопад,
Как вороны кружат,
Там, где раньше был
цветущий сад.
Последняя строчка идет на таких мажорных аккордах, что не боль, а наслаждение слышится в «песенке» про воронье. А если совсем откровенно, то в «воронье» записана и синяя птица каждого из нас:
Говорят, что за эти годы
Синей птицы пропал и след,
Что в анналах родной
природы
Этой твари в помине нет…
Во все времена находились эстетствующие виршеписцы, живущие вне времени. Однако от безвкусной литературщины до цинизма один шаг.
Даже западные ансамбли развлекательного толка не могут пройти мимо таких острых тем, да что там острых – главенствующих тем для любого нормального человека: это борьба за мир, где главный вопрос – что ты сделал для того, чтобы верх взял разум. Здесь же перед нами мрачные, желчные вирши и нарочитый уход в брюзжание. Спросить бы «Машину времени», положа руку на сердце: какая у вас на сегодня есть песня, которая была бы сродни страстным монологам того же В. Высоцкого?
В заключение хочется сказать еще об одной детали, явственно проявившейся именно в «Машине времени». Прежде всего это инфантильное, «под детство» звучание голоса, в любой момент использующее микстовые, фальцетные оттенки. В сочетании с усами, а то и бородами артистов эта манера пения полностью перечеркивает мужское начало и в исполнении, и в художнической позиции. Услышать нормальный мужской голос в подобного рода ансамблях стало проблемой. Мужчины! Пойте по-мужски!»
Эта публикация вызвала большой отклик у читателей. Однако реакция оказалась совсем иной, чем рассчитывали организаторы этой акции, – в газету пришло около 250 тысяч возмущенных писем, под многими из которых стояло по сто и более подписей. Таким образом, эффект от публикации оказался диаметрально противоположным тому, на что рассчитывали ее устроители. Уверен, если бы подобное письмо было опубликовано против любого из тогдашних советских ВИА, то взрыв возмущения был бы куда более скромным. Ведь к тому времени вокально-инструментальные ансамбли в СССР уже практически вышли в тираж, а вот рок-н-ролл как раз стоял на пороге своей новой славы. Это было связано с самой обстановкой в советском обществе, где закат брежневского «застоя» проходил на фоне стремительной вестернизации народа, и особенно молодежи. Советский народ тогда уже был практически готов предать социализм и «отдаться» благополучному Западу в полное и безоговорочное рабство.
Но вернемся к Андрею Макаревичу.
В 1982 году им были написаны песни: «Путь» («Скажи, мой друг, зачем мы так беспечны…»), «Весь мир сошел с ума» («Лучшие люди построили город…»), «Костер» («Все отболит, и мудрый говорит…»), «Бег по кругу» («Секунды пульсом бьют в висок…»), «За тех, кто в море» («Ты помнишь, как все начиналось…»). В том году свет увидел четвертый магнитоальбом группы под названием «Песни 80–82».
Между тем на место покинувших коллектив участников пришли новые люди: скрипач Сергей Рыженко (10 сентября 1956 года, Дева-Обезьяна) и клавишник Александр Зайцев (30 января 1958 года, Водолей-Собака – последний входит в одну астрологическую команду со Змеей). В новом составе были даны несколько концертов, но в целом в последующие три года «Машина времени» несколько ушла в тень.
В ноябре 1983 года из группы ушел Рыженко, продержавшийся в ней всего-то ничего – полтора года. Судя по всему, он просто не сработался с лидером группы – Макаревичем. Как вещает гороскоп: «Змея и Обезьяна часто соперничают друг с другом, поскольку последняя умна, однако интеллект Змеи развит еще сильнее. Но для Обезьяны Змея слишком скучна. Поэтому-то она и не сможет ужиться с рептилией».
В 1984 году Макаревич едва не погиб в автомобильной аварии. Однако уже через две недели после катастрофы, не успев как следует залечить трещину грудины, сотрясение мозга и многочисленные порезы от разбившегося лобового стекла, Макаревич сбежал из больницы во Владивосток – на подводную охоту.
В том же году вышел очередной магнитоальбом группы под названием «Чужие среди чужих».
Тем временем вынужденное снижение активности группы побудило Макаревича искать себя в других жанрах. Он выступал соло (с акустическим репертуаром), писал музыку к фильмам (например, к работам режиссера Дмитрия Светозарова «Скорость» (1983) и «Прорыв» (1986), снимался сам: в фильме все того же Александра Стефановича «Начни сначала» (1986) он сыграл главную роль – музыканта Колю Ковалева.
