Александр Боханов - Павел I
Самой яркой звездой на придворном горизонте была молодая девушка, которую пожаловали фрейлиной вуважение превосходных дарований, выказанных ею во время ее воспитания в Смольном монастыре: ее звали Екатерина Нелидова. По наружности она представляла полную противоположность с Великой княгиней, которая была белокура, высокого роста, склонна к полноте и очень близорука. Нелидова же была маленькая, смуглая, с темными волосами, блестящими черными глазами, с лицом, исполненным выразительности. Она танцевала с необыкновенным изяществом и живостью, разговор ее при совершенной скромности отличался изумительным остроумием и блеском.
Павел недолго оставался равнодушным к стольким прелестям. Впрочем, надо заметить, что Великий князь отнюдь не был человеком безнравственным, напротив того, он был добродетелен как по убеждению, так и по намерениям. Он ненавидел распутство, был искренне привязан к своей прелестной супруге и не мог себе представить, чтобы какая-нибудь интриганка могла когда-либо увлечь его до того, чтобы влюбить в себя без памяти. Поэтому он свободно предался тому, что считал чисто платонической связью, и это было началом его странностей.
Императрица Екатерина, знавшая человеческое сердце несравненно лучше, чем ее сын, была глубоко огорчена за свою невестку. Она вскоре послала сына путешествовать вместе с супругой и отдала самые строгие приказания, дабы не щадить денег, чтобы сделать эту прогулку по Европе столь же блистательной, сколь интересной, как этого только можно достигнуть при помощи влияния на Дворы, которые им придется посетить. Путешествовали они инкогнито, под именем графа и графини Северных, и хорошо известно, что остроумие графа, красота графини и обходительность обоих оставили самое благоприятное впечатление в странах, которые они посетили.
Не следует думать, что раннее воспитание Великого князя Павла было небрежно; напротив того, Екатерина употребила все, что в человеческих силах, чтобы дать сыну воспитание, которое сделало бы его способным и достойным царствовать над обширной Российской Империей. Граф Н. И. Панин, один из знаменитейших государственных людей своего времени, пользовавшийся уважением как в России, так и за границей, за свою честность, высокую нравственность, искреннее благочестие и отличное образование, был воспитателем Павла.
Кроме того, Великий князь имел лучших наставников того времени, в числе которых были и иностранцы, пользовавшиеся почетной известностью в литературном мире. Особенное внимание было обращено на религиозное воспитание Великого князя, который до самой своей смерти отличался набожностью. Еще до настоящего времени показывают места, на которых Павел имел обыкновение стоять на коленах, погруженный в молитву и часто обливаясь слезами. Паркет положительно протерт в этих местах.[147]
Граф Панин состоял членом нескольких масонских лож, и Великий князь был также введен в некоторые из них. Словом, было сделано все, что только возможно для физического, нравственного и умственного развития Великого князя. Павел был одним из лучших наездников своего времени и с раннего возраста отличался на каруселях. Он знал в совершенстве языки славянский, русский, французский и немецкий, имел некоторые сведения в латинском, был хорошо знаком с историей, географией и математикой, говорил и писал весьма свободно и правильно на упомянутых языках.
В деле воспитания Великого князя два помощника главным образом содействовали графу Панину; капитан флота Сергей Плещеев и уроженец города Страсбурга барон Николаи. Плещеев прежде служил в английском флоте, был отличным офицером, человеком широко образованным и особенным знатоком русской литературы. Барон Николаи был вообще человек ученый, живший сначала в Страсбурге и написавший несколько научных трудов. Оба эти лица сопровождали Великого князя во время его путешествия за границу, и впоследствии Плещеев издал книгу под заглавием «Les voyages du Comte et de la Comtesse du Nord Оба остались близкими и влиятельными людьми при Императоре Павле до самой его кончины.
В Вене, Неаполе и Париже Павел проникся теми высоко аристократическими идеями и вкусами, которые, не будучи согласны с духом времени, довели его впоследствии до больших крайностей в его стремлении поддержать нравы и обычаи старого режима в такое время, когда Французская революция сметала все подобное с Европейского континента. Но как ни пагубны были эти влияния для чуткой и восприимчивой души Павла, вред, причиненный ими, ничто в сравнении с влиянием, которое произвели на него в Берлине прусская дисциплина, выправка, мундиры, шляпы, кивера и т. п., — словом, все, что имело какое-либо отношение к Фридриху Великому. Павел подражал Фридриху в одежде, в походке, в посадке на лошади, Потсдам, Сансуси, Берлин преследовали его подобно кошмару. К счастью для Павла и для России, он не заразился бездушной философией этого монарха и его упорным безбожием. Но этого Павел не мог переварить, и, хотя враг насеял много плевел, доброе семя все-таки удержалось.
Но чтобы вернуться к эпохе, которая непосредственно предшествовала восшествию Павла на престол, я должен упомянуть о том, что кроме дворца на Каменном Острове он имел еще великолепный дворец и имение в Гатчине, в 24 верстах от Царского Села. К Гатчине были приписаны обширные земли и несколько деревень. Супруга Великого князя имела такое же имение в Павловске с обширными парками и богатыми деревнями. Этот дворец находился всего в трех верстах от Царского Села. В этих двух имениях Великий князь и его супруга обыкновенно проводили большую часть года одни, имея лишь дежурного камергера и гофмаршала. Здесь Великий князь и Великая княгиня обыкновенно не принимали никого, исключая лиц особо приглашенных. Скоро, однако же, и здесь стала появляться Екатерина Ивановна Нелидова и вскоре сделалась приятельницей Великой княгини, оставаясь в то же время платоническим кумиром Павла. Как в Гатчине, так и в Павловске строго соблюдались косном, этикет, обычаи французского двора.
Отец мой в то время был во главе Государственного казначейства и в его обязанности, между прочим, входило выдавать Их Высочествам их четвертное жалованье и лично принимать от них расписку в счетную книгу казначейства. Во время поездок, которые он совершал для этой цели в Гатчину и в Павловск, я иногда сопровождал его и живо помню то странное впечатление, которое производило на меня все то, что я здесь видел и слышал. Все было как бы в другом государстве, особенно в Гатчине, где был выстроен форштадт, напоминавший мелкие германские города. Эта слобода имела заставы, казармы, конюшни, и все строения были точь-в-точь такие, как в Пруссии. Что касается войск, здесь расположенных, то можно было побиться об заклад, что они только что пришли из Берлина.
