Ирвинг Стоун - Жажда жизни
Ситэ Пигаль, небольшой тупик, упирался в крыло каменного здания с двором, засаженным деревьями. По обеим сторонам этого тупика стояло по два внушительных дома. Тео жил в доме восемь, втором от угла. Перед домом зеленел садик, а вдоль него был настлан тротуар. Через несколько минут фиакр уже подкатил к большому темному дереву и остановился у подъезда.
Винсент побежал наверх по лестнице, Тео не отставал от него. Иоганна готовилась увидеть инвалида, но у мужчины, который схватил ее в объятия, был прекрасный цвет лица, широкая улыбка и открытый решительный взгляд.
«Да он выглядит совершенно здоровым. С виду он гораздо крепче, чем Тео», – подумала Иоганна в первую же секунду.
Но она никак не могла заставить себя посмотреть на его ухо.
– Ну, Тео! – воскликнул Винсент, держа Иоганну за руки и глядя на нее с восхищением. – Жену ты себе выбрал очаровательную!
– Спасибо, Винсент, – смеясь, сказал Тео.
Иоганна во многом напоминала их мать. У нее были карие, такие же ласковые, как и у Анны—Корнелии, глаза, те же мягкие манеры, то же сочувственное и внимательное отношение к людям. Теперь, когда у нее родился ребенок, материнство уже наложило на нее свою печать. Это была полная женщина с правильными чертами овального, почти бесстрастного лица и густыми светло—каштановыми волосами, которые были скромно зачесаны назад, открывая высокий, как у всех голландок, лоб. Свою любовь к Тео она переносила и на Винсента.
Тео потащил Винсента в спальню, где спал в кроватке малыш. Братья молча смотрели на него, и на глазах у них выступили слезы. Иоганна поняла, что лучше оставить их наедине друг с другом; она тихонько пошла к двери. Но не успела она взяться за дверную ручку, как ее окликнул Винсент и, указывая на вышитое одеяльце, с улыбкой сказал:
– Не надо так кутать малыша, сестрица.
Иоганна бесшумно затворила за собой дверь. Винсент, снова залюбовавшись ребенком, почувствовал страшную тоску бобыля, которому суждено умереть, не оставив после себя потомства.
Тео как будто прочел его мысли.
– У тебя есть еще время, Винсент. В один прекрасный день ты найдешь себе подругу, которая будет любить тебя и разделит все невзгоды твоей жизни.
– Ах, нет, Тео, теперь уже поздно!
– Совсем недавно я столкнулся с женщиной, которая словно создана для тебя.
– Правда? Кто ж это такая?
– Это девушка из романа Тургенева «Новь». Ты ее помнишь?
– Ты говоришь о той, которая дружила с нигилистами и переправляла опасные бумаги через границу?
– О той самой. Твоя жена должна быть похожа на нее, Винсент, она должна быть из тех, кто прошел через все несчастья и горести жизни...
– Ну, а что она найдет во мне? В человеке об одном ухе?
Маленький Винсент, проснувшись, открыл глазки и улыбнулся. Тео взял ребенка из кроватки и передал его Винсенту.
– Он такой мягкий и тепленький, словно щенок, – сказал Винсент, прижимая его к груди.
– Слушай, ты, медведь, разве так держат младенца?
– Да, боюсь, что я умею держать только кисть и палитру.
Тео взял ребенка на руки и бережно прижал его к плечу, касаясь щекой каштановых локонов мальчика. И дитя, и Тео на миг показались Винсенту как бы высеченными из одного куска камня.
– Ну что ж, Тео, – сказал Винсент со вздохом, – у каждого человека своя дорога. Ты создал живое существо... а я создаю картины.
– Да, Винсент, видно, так уж тому и быть.
В тот же вечер у Тео собрались друзья Винсента по случаю его приезда в Париж. Первым пришел Орье, изящный молодой человек с волнистыми волосами и бородой, которая росла у него по обе стороны выбритого подбородка. Винсент провел его в спальню, где у Тео висел натюрморт Монтичелли – букет цветов.
– Вы пишете в своей статье, господин Орье, что я единственный художник, который улавливает в колорите вещей металлическое звучание, блеск драгоценного камня. Но посмотрите на этот натюрморт. Фада достиг этого за много лет до того, как я приехал в Париж.
Однако вскоре Винсент оставил споры с Орье и в знак благодарности за статью преподнес ему одно из своих полотен с кипарисами, написанных в Сен– Реми.
Ввалился Тулуз—Лотрек, запыхавшийся после шести маршей лестницы, но, как всегда, говорливый и в любую минуту готовый отпустить непристойную шутку.
– Винсент, – воскликнул он, пожимая приятелю руку. – Знаешь, там на лестнице я видел гробовщика. Как по—твоему, кого он дожидается, тебя или меня?
– Тебя, Лотрек! На мне он много не заработает.
– Предлагаю небольшое пари, Винсент. Спорим, что твое имя будет занесено в его приходную книгу раньше моего.
– Идет! А на что мы спорим?
– На обед в кафе «Афины» и билет в Оперу.
– Я бы просил вас, ребята, шутить чуточку повеселей, – слабо улыбнулся Тео.
Вошел какой—то незнакомый человек, поглядел на Лотрека и уселся на стуле в самом дальнем углу. Все ждали, что Лотрек представит его, но тот продолжал разговаривать как ни в чем не бывало.
– Познакомь же нас со своим другом, – сказал Лотреку Винсент.
– А он мне не друг, – расхохотался Лотрек. – Это мой сторож!
В комнате наступила напряженная тишина.
– Разве ты не знаешь, Винсент? Месяца два я был non compos mentis [не в здравом рассудке (лат.)]. Говорят, что это от злоупотребления спиртным, так что теперь я пью только молоко. Я пришлю тебе пригласительный билет на мою очередную вечеринку. На нем ты увидишь любопытный рисунок – я дою корову, да только вымя у нее не на том месте, где надо.
Иоганна подала угощение. Все говорили одновременно, перебивая друг друга, в воздухе плавал табачный дым. Это напомнило Винсенту прежние парижские времена.
– А как поживает Жорж Съра? – спросил он Лотрека.
– Жорж! Неужели ты ничего не знаешь?
– Тео не писал мне о нем, – сказал Винсент. – А что такое?
– Жорж умирает от чахотки. Доктор говорит, что он не дотянет и до дня своего рождения – ему скоро исполнится тридцать один.
– От чахотки? Как же это, ведь Жорж был такой крепкий! Какого же черта...
– Он слишком много работал, Винсент, – объяснил Тео. – Ведь ты не видел его уже два года. Жорж трудился, как вол. Спал два—три часа в сутки, остальное время работал с дьявольским ожесточением. Даже его добрая мамаша была не в силах спасти его.
– Значит, Жоржа скоро не станет, – задумчиво произнес Винсент.
Явился Руссо, притащив Винсенту кулек своего печенья. Папаша Танги, все в той же круглой соломенной шляпе, преподнес Винсенту японскую гравюру и сказал горячую речь но поводу того, как они все рады снова видеть Винсента в Париже.
В десять часов Винсент, несмотря на протесты друзей, сходил в лавку и купил большую банку маслин. Он заставил есть эти маслины всех, даже незнакомца, пришедшего с Лотреком.
