Теодор Гладков - Лифт в разведку. «Король нелегалов» Александр Коротков
Постановление ЦК было опубликовано во всех газетах и широко обсуждалось на собраниях, партийных и просто трудящихся, в том числе предприятий и учреждений, никакого отношения к литературе не имеющих. Фамилия Зощенко и Ахматовой знали теперь даже те, кто никогда не читал не только стихов великой поэтессы, но даже рассказов Зощенко, перед войной едва ли не самого популярного советского писателя.
А вот о том, что без всяких сообщений в печати на дальние «севера» потянулись эшелоны из вагонов, по привычке называемых в народе «столыпинскими» (на самом деле, то были обыкновенные теплушки с зарешеченными оконцами, с автоматчиками на тормозных площадках), знали только работники железных дорог и те, «кому положено». То отправляли с громадными сроками в лагеря освобожденных из немецкого плена бойцов и командиров Красной Армии. Евреев среди них почти что не было и быть не могло по всем известной причине. Разве что попадали одиночки, сумевшие скрыть от немцев свою национальность.
Потом прошла известная дискуссия по философии: изобличали и клеймили за идеализм и прочие идеологические грехи всех, кто хоть на йоту отступал от четких формулировок, изложенных в главе четвертой, написанной самим Сталиным (хотя считалось, что это коллективный труд анонимных авторов), «Краткого курса истории ВКП(б)».
Среди обличенных в идеализме и обличителей евреев было примерно поровну.
Ударили и по музыкантам. Специальное постановление вышло по опере «Великая дружба». Досталось и по неправильной музыке, и по ошибочному либретто. Автором оперы был известный композитор Вано Мурадели, мало того, что не еврей, но вообще земляк Сталина. Попутно еще раз сурово погрозили пальцем двум великим русским композиторам: Дмитрию Шостаковичу и Сергею Прокофьеву.
Затем по инициативе и при непосредственном участии невежды и мракобеса «народного академика» Трофима Лысенко была разгромлена отечественная биологическая наука. Правой рукой Лысенко был профессор… еврей!
Потом были постановления о положении на репертуаром драматических театров. Особенно досталось Александру Гладкову (между прочим, автору пьесы «Давным-давно», по которой много лет спустя был поставлен популярный фильм «Гусарская баллада») за его новую пьесу «Новогодняя ночь», признанную клеветнической.
Попало и кинематографистам — за вторые серии известнейших фильмов «Иван Грозный» Сергея Эйзенштейна и «Большая жизнь» Леонида Лукова.
Энтузиасты попытались добраться и до идеалистов-физиков. Но тут случилась осечка: некоторые авторитетные физики намекнули Берии, что разгромить идеалистов в их рядах конечно можно, но тогда некому будет делать «изделие» — так, соблюдая сверхсекретность, именовали атомную бомбу. Прагматик Берия, разумеется, послал энтузиастов новой дискуссии куда подальше, ему нужна была бомба, а не изобличительные статьи в газетах. Авторы же бомбы евреи Юлий Харитон и Яков Зельдович, а также русский Андрей Сахаров (как и многие другие их коллеги) стали неоднократными Героями Социалистического Труда и лауреатами сталинской премии, после смерти вождя стыдливо переименованной в Государственную[159].
Ну а как же все-таки обстояло дело с еврейским вопросом? Дошла очередь и до него. Он привлекал инициаторов по двум причинам: во-первых в среде научно-технической, медицинской и творческой интеллигенции действительно было много евреев. Во-вторых, евреи были апробированными во многих странах и в разные времена «козлами отпущения» всех бед и несчастий, переживаемых так называемой коренной нацией.
«Еврейский вопрос» возник в ходе общей борьбы за чистоту марксистско-ленинской (читай — сталинской) идеологии. Гром на сей раз разразился над театральными критиками. Оказалось, что все эти горе-критики, вроде Даниила Данина, Александра Борщаговского, Льва Субоцкого (общим числом около двух десятков), не просто зловредные люди, клеветники, осмелившиеся критиковать пьесы Анатолия Софронова и романы Михаила Бубеннова, космополиты и хулители всего отечественного, но еще и евреи! Изобличение критиков шло на фоне общей борьбы с космополитизмом и преклонением перед заграницей. (Известен случай, когда бывший шофер-фронтовик, кстати, русский, получил срок за то, что в пивной в споре громогласно заявил, что грузовик-«студебеккер» лучше нашего ЗиС-5.) Появилось несметное количество книг, статей, даже кинофильмов, доказывающий русский приоритет во всех решительно областях науки и техники. Появился даже анекдот, соль которого сводилась к заключительной, ставшей крылатой фразе: «Россия — родина слонов». За него тоже сажали.
За излишние близкие знакомства с иностранцами осудили на долгое пребывание в лагерях знаменитых в ту пору киноактрис Зою Федорову и Татьяну Окуневскую (обе — не еврейки). Борьба с космополитизмом принимала порой комические формы. В Ленинграде славилось своими тортами и пирожными кафе-кондитерская «Норд» на Невском проспекте. Его переименовали в «Север». Та же участь постигла одноименные дешевые папиросы. Французские булки перекрестили в «городские», вкуснейшее печенье «Турецкие хлебцы» стали хлебцами «Московскими», конфеты «Американский орех» — орехом «Южным».
Придя как-то на футбольный матч на стадион «Динамо» и купив программку, Александр Коротков узнал из нее, что отныне в популярнейшей народной игре больше нет голкиперов, беков, хавбеков и форвардов, а также пенальт и корнеров. Вместо них отныне радиокомментаторы и спортивные журналисты должны были использовать только русские термины: вратарь, защитник, полузащитник, нападающий, одиннадцатиметровый штрафной удар, угловой удар. Слава Богу, уцелело хоть само название игры — футбол, а его близкого родственника — гандбол — переименовали в «ручной мяч».
Теперь можно было переходить к евреям достаточно откровенно, не прикрываясь расплывчатым термином «безродные космополиты». Сталину давно уже мозолил глаза созданный в начале войны Еврейский антифашистский комитет. (Таких организаций под эгидой ЦК ВКП(б) и НКВД было образовано тогда несколько: Антифашистский комитет советских женщин, Антифашистский комитет советской молодежи, Славянский.) Но разгрому ЕАК препятствовало одно немаловажное обстоятельство: его возглавлял всемирно знаменитый, гениальный актер Соломон Михоэлс, являвшийся одновременно главным режиссером Государственного еврейского театра — ГОСЕТ[160].
Объявить Михоэлса, народного артиста СССР, лауреата двух Сталинских премий с его международным авторитетом при жизни буржуазным националистом и шпионом было невозможно. Но это вполне можно было бы сделать посмертно, спустя несколько лет. Следовательно, Михоэлса требовалось предварительно умертвить. Такой приказ Абакумов получил лично от Сталина. Вождь же лично указал и метод: инсценировка дорожного происшествия.