Мариам Ахундова - Фредди Меркьюри. Украденная Жизнь
Иными словами, перед нами разворачивается очередной спектакль театра абсурда. Внутри этого мира все логично и все нормально. Если посмотреть на ситуацию извне — возникают неприятные вопросы.
И они поначалу возникли, правда, ненадолго. После публикации книги Хаттона многие читатели были шокированы — особенно сценой, в которой Фредди сломали кость, после чего «близкие друзья» дрались с раненым, прижимая его к полу. На всякий случай некоторые «авторитеты» объявили этот эпизод из книги Хаттона вымыслом, в мемуарах Фристоуна его не было. Но из песни слов не выкинешь, Хаттон ни от чего не отказывался и утверждал, что все им написанное — правда, даже если это кому-то не нравится. И его, такого красивого и правдивого, продолжали официально пиарить и приглашать на фан-конвенции, хотя после таких откровений пригласить следовало бы совсем в другое место. Но для нас сейчас важна не эта всеобщая слепоглухонемота, а то, почему подобная информация была опубликована.
Зачем так подставляться? Зачем такое — и придумывать? Какой в этом смысл? Сочинять трогательные истории про то, как обнимали, целовали, клялись в вечной любви, дни и ночи от смертного одра не отходили, — логично. Но зачем придумывать сюжеты, в которых авторы и другие участники событий выглядят преступниками, виновными если не в предумышленном убийстве, то, как минимум, в преступной халатности, повлекшей за собой гибель человека? Это же пишет безутешная «любовь всей жизни», а не террорист, решивший оставить для потомства мемуары о ликвидации политического деятеля! Этих людей никто не изобличал, не обвинял и не шантажировал, их слова никто не оспаривал. У них не было никаких объективных причин говорить и писать подобное. Даже если предположить, что рассказанное ими действительно было, такие вещи не принято публично озвучивать. Они могли быть жестокими и равнодушными, не оказывать помощи, привязать к кровати, хоть задушить подушкой и распить у неостывшего трупа шампанское. Но писать такие вещи в публичных мемуарах — значит, опять делать то, что постоянно делают наши авторы, — привлекать ненужное внимание к ситуации, которую в ином случае все приняли бы как должное.
Еще интереснее в этой ситуации «признания» Рейнхарда Мэка и Барбары Валентин. Фактически их слова выглядят обвинениями в адрес Хаттона, Фристоуна и Мэри Остин в том, что они держали Меркьюри в изоляции и не пускали его друзей. Но это не независимое мнение — это слова точно таких же марионеток, обслуживающих все тот же миф, звучащие в тех же заказных книгах и передачах. Если бы эта информация была нежелательна — она никогда бы не прозвучала.
Точно так же непонятны постоянные, навязчивые истории о том, как Меркьюри страдал от невыносимых болей, — это было озвучено еще в самом начале Мэри Остин и затем подтверждено почти всеми «свидетелями», в то время как хорошо известно, что при СПИДе сильных болей не бывает. Это болезнь иммунитета, которая предельно ослабляет человека, — но при чем здесь боли? Зачем сообщать информацию, которая вызовет вопросы и подозрения: то ли Меркьюри так «замечательно» лечили, то ли у него вообще не СПИД, а, например, рак, при котором часто бывают сильные боли?
Зачем?
Тем более что мы уже знаем — ситуация вымышленная, Хаттон и Фристоун не работали в доме у Меркьюри, их мемуары — фейк.
Зачем такой фейк?
Или, возвращаясь к Игре, — какую информацию несет в себе этот текст, что автор ради нее не побоялся балансировать на грани публичного скандала и так подставил своих марионеток?
Мне придется извиниться. Поверьте, мне не доставляет удовольствия все это писать. Я понимаю, что намного проще отказаться принимать эту информацию, постараться из последних сил поверить в официальный миф или в крайнем случае считать описанное плодом больной фантазии тех, кто создавал эти биографии. Но если мы хотим понять, что произошло, придется идти до конца. Простите, потому что ответы будут слишком страшными.
Так о чем на самом деле идет речь в этом мегаабсурдистском гипертексте?
А о том самом.
Как уже было сказано, здесь все предельно откровенно. Здесь даже не надо, как приходилось раньше, строить догадки и предположения, что хотел сказать автор, думать, какой образ или метафора может скрываться за этим абсурдом. Чтобы попробовать понять, о чем идет речь, попробуем... просто повторить эту информацию еще раз, мысленно отсеяв ненужные художественные детали: дом на Логан Плейс как место действия, три придурка с блондинкой и кошками, оправдания происходящего болезнью Фредди и тем, что «он сам этого хочет», «это для его блага». Итак, начали.
В последние дни (недели) своей жизни Фредди — пленник в своем доме. Что это за «его дом», мы не знаем. Он находится в полной изоляции от внешнего мира. Он не может позвонить по телефону; хотя телефоны в этом помещении есть, они для него недоступны. Некая «семья Фредди», где верховодят двое мужчин («Хаттон» и «Фристоун»), держат его в изоляции, не допуская из внешнего мира никого, кроме нескольких человек, посвященных в ситуацию.
В происходящее посвящена не только «семья». Из внешнего мира ежедневно приходит друг Фредди Дэйв Кларк. Если отвлечься от реального Дэйва Кларка — человека-функции, который должен был выступить свидетелем того, что Фредди мирно скончался в своей постели, и посмотреть на «Дэйва» как на персонаж, становится страшно.
Прежде всего это «близкий друг» Фредди. Реальный Кларк таковым не являлся — его сделали «лучшим другом» в Мифе и то временно. Он не является членом «семьи», но действует с ней заодно. Он почти каждый день приходит в дом, где находится Фредди, и участвует в том, что с ним делают, — как минимум, присутствует. Он присутствует и при смерти Фредди. Когда в последний день жизни Фредди Дэйв держит его за руку, приходит кошка Далила — имя, символизирующее предательство близкого человека (Хаттон).
Дэйв — человек из шоу-бизнеса. Он музыкант с мировым именем и не только «друг», но и коллега Фредди. У него — безупречная, кристально чистая репутация. Ему безусловно доверяют все. Он не вызывает, просто не может вызвать никаких подозрений.
Дэйв отзывается о Меркьюри с исключительным уважением. Он никогда не участвует в скандальных проектах. Он не дает интервью для грязных биографий и мемуаров, не снимается в скандальных фильмах. Он не повторяет ни одной из известных сплетен. Он просто молчит. А через некоторое время после смерти «друга» он вообще исчезнет и из публичной жизни, и из шоу-бизнеса. Его поведение по отношению к покойному выгодно отличается от подлого поведения других людей из его окружения, поэтому, даже когда друзья и окружение Дэйва изобличаются как подлецы и предатели, над Дэйвом сияет нимб абсолютной святости и глубокой порядочности. Дэйва приводят в пример как настоящего, верного друга Фредди, который не предал его, как это сделали другие «друзья» и коллеги, подлые и непорядочные люди. Дэйв слишком выгодно отличается от изолгавшихся «хаттонов и фристоунов» рядом с ним, чтобы его можно было в чем-то заподозрить. Нимб над головой Дейва погаснет только тогда, когда будет задан вопрос: если он такой ангел, что же он тогда делал в этой клоаке подлых и непорядочных людей? Почему его допускали до Меркьюри даже тогда, когда, по официальной легенде, не допускали даже родителей? Почему благородный и порядочный Дэйв, видя, что происходит в доме, не принял никаких мер, а продолжал соучаствовать в явном преступлении?
