Игорь Зимин - Благотворительность семьи Романовых. XIX – начало XX в. Повседневная жизнь Российского императорского двора
В большинстве случаев наказание заключалось в выговоре. В зависимости от тяжести проступка и обстоятельств его совершения провинившийся мог получить выговор от действительного члена Попечительства либо других должностных лиц. Более серьезным наказанием считался вызов в помещение Попечительства, где провинившийся оставался на срок от 6 до 7 суток, лишаясь возможности общаться с товарищами, а в случае занятости на работе в приюте виновный наказывался ограничением в пище, получая горячее питание «через два дня на третий», а в промежуточные дни на обед и на ужин ему давали только черный хлеб с водой. Если всех перечисленных наказаний было недостаточно, чтобы изменить к лучшему поведение воспитанника, он заключался в карцер. В Положении уточняется: «наказанный, находясь в карцере, должен обязательно быть занят работой, быть под присмотром дядьки и довольствоваться черным хлебом с водой»[734]. Провинившийся помещался в карцер на срок от 3 до 12 часов и отбывал наказание только в дневное время. Выговор либо заключение в карцер могли сопровождаться лишением отпуска на неделю, временным «отбиранием праздничной одежды» и уменьшением суммы заработанных денег. Но самым серьезным наказанием было лишение провинившегося покровительства Попечительства на срок до полугода и, наконец, исключение из приюта, то есть лишение социальной помощи.
Наказания, применявшиеся в приюте, имели целью не запугать питомцев и добиться от них беспрекословного послушания, а заставить осознать свои проступки. В Положении говорится: «изощряться в выдумывании разного рода наказаний или делать из дисциплинарных высказываний заурядное явление совершенно нежелательно, так как при этих условиях дети легко грубеют и перестают поддаваться влиянию воспитательных мер… никогда наказание не должно быть или сопровождаться глумлением или издевательством: только поддерживая в ребенке его человеческое достоинство, можно воздействовать на его нравственный облик»[735]. С современной точки зрения такое наказание, как карцер, является абсолютно неприемлемым. Но в то время российское общество не так уж далеко ушло от эпохи, когда палки и розги считались универсальным воспитательным средством, а в карцер сажали даже студентов университетов.
В некоторых случаях наказания в заведениях приютского типа явно выходили за пределы разумного. Такой случай находим в воспоминаниях известного революционера, советского партийного и государственного деятеля Ф. Ф. Раскольникова (настоящая фамилия ильин), в начале XX в. призревавшегося в приюте принца Петра Ольденбургского в Петербурге. Покровительствовал заведению принц А. П. Ольденбургский, не обладавший положительными нравственными качествами своего отца. Один из воспитанников по близорукости не заметил принца в автомобиле и не вытянулся «во фронт» перед ним. А. П. Ольденбургский отвез его в заведение «…и сдал директору, приказав посадить виновного на хлеб и на воду в темный карцер»[736]. В приюте продолжали использоваться методы воспитания, которые вызывали критику в печати еще во времена Александра II. В своей автобиографии раскольников пишет: «в этом кошмарном училище, где еще не перевелись бурсацкие нравы, где за плохие успехи учеников ставили перед всем классом на колени, а поп Лисицын публично драл за уши, мне пришлось пробыть пансионером в течение восьми лет»[737].
Следует оговориться, что заведение, в котором призревался раскольников, не входило в состав Санкт-Петербургского совета детских приютов Ведомства императрицы Марии. Приют принца Петра Ольденбургского в учебном отношении имел права реального училища, то есть давал полное среднее образование. Свидетельств о том, что в детских приютах ведомства императрицы в качестве меры наказания использовался карцер, не имеется. Маловероятно, что подобное могло иметь место. В этом просто не было необходимости, так как на помещение детей в приюты стояла очередь желающих, и освободившаяся вакансия сразу замещалась. Поэтому самым эффективным наказанием была угроза отчисления. А вот описанные Раскольниковым «педагогические» методы попа Лисицына вполне могли иметь место в заведениях приютского типа. Они не считались чем-то исключительным в низших сословиях.
В конце XIX столетия больше внимания стало уделяться профессиональному обучению в приютах, чтобы воспитанники не просто приучались к труду, а овладевали основами каких-либо профессий, позволявших зарабатывать на жизнь. Профессиональное обучение развивалось как путем создания специализированных ремесленных заведений, так и различных курсов и мастерских. В 1895 г. в ведомстве детских приютов действовали 10 ремесленных заведений и рукодельных школ, 2 школы поварского мастерства и одна школа для подготовки смотрительниц детских приютов[738].
В Санкт-Петербургском совете продолжало действовать строгановское сиротское отделение при приюте великой княгини Александры Николаевны. Оно состояло из двух отделений. Первое предназначалось собственно для подготовки помощниц смотрительниц, второе, рукодельное, принимало менее способных учениц. Подготовка помощниц смотрительниц детских приютов включала трехлетний теоретический курс, изучавшийся в трех последовательных годичных классах и двухлетний практический курс работы по специальности. После успешного окончания строгановского отделения воспитанницы получали свидетельство на звание помощниц смотрительниц и служили в учебно-воспитательных заведениях Ведомства императрицы Марии. На рубеже XIX–XX вв. в отделении для подготовки помощниц смотрительниц ежегодно обучались 80 человек, в рукодельном – до 20 человек. Последнее в той или иной форме практиковалось во всех девичьих отделениях детских приютов Санкт-Петербургского совета.
Санкт-Петербургский совет также располагал крупным специализированным ремесленным учебно-воспитательным заведением. В 1898 г. известный предприниматель, действительный статский советник Алексей Григорьевич Елисеев передал совету созданную им женскую рукодельно-хозяйственную школу вместе с домом, в котором она располагалась, и капиталом в 100 тыс. руб. В 1904 г. – еще два дома в Петербурге, на Васильевском острове. Доход от их эксплуатации должен был поступать в пользу школы. По решению Елисеева управление домами оставалось за ним, а после его кончины переходило к дирекции школы. За эти пожертвования А. Г. Елисеев удостоился благодарности от императрицы Марии Федоровны. К началу 1905 г. в рукодельно-хозяйственной школе обучались 95 девиц. Надо отметить, что благотворительной помощью А. Г. Елисеева пользовалось не только ведомство учреждений императрицы Марии. В 1911 г. в число Петербургских учреждений Человеколюбивого общества вошла Еленинская бесплатная больница для бедных женщин, основанная на средства супругов Елисеевых. Больница располагалась в каменном здании. Функционирование заведения обеспечивалось капиталом в 300 тыс. руб., «пожертвованным на сей предмет учредителями больницы»[739].
