Людмила Бояджиева - Житие и страсть Жоржа Сименона
Но 1935 по 1949 Сименоном было написано лишь девять книг о Мегрэ. Остальной массив составляла «настоящая литература» — многочисленные романы, где речь шла о людях, мучимых разочарованием, преследуемых маниями, томящихся одиночеством. Это были серьезные прозаические произведения, относящиеся к особому типу социально–психологического романа. Автор подробно исследовал внутреннее состояние человека, оказавшегося в безвыходном положении и резко враждебной среде. В «Человеке, который смотрел, как проходят поезда» процветающий бизнесмен перестав контролировать свои поступки, убивал двух женщин и начинал верить в то, что убийство — его единственная страсть. Повесть «Кошка» дотошно воссоздавала жестокую вражду двух стариков. Сочувствие, жалость, возмущение ломающими людей социальными обстоятельствами открыли в Сименоне публициста, требовавшего права голоса. Но читатели ждали Мегрэ. В конце концов, писатель пришел к выводу, что именно на эти романы надо делать ставку.
Период наибольшей плодовитости выпадает на «этап больших путешествий» на больших суднах. В течении многих лет чета Сименонов объезжала свет, направляясь от севера к югу от экватора до Лапландии. Они поочередно побывали на пяти континентах, таская за собой старенькую грохочущую машинку.
«Путешествия вокруг света — это, скорей, путешествие не в пространстве, а во времени.
Я отметил, что, скажем, на Ближнем Востоке, где в то время еще скрывались племена кочевников и караваны верблюдов, попадаешь в библейскую эпоху, а в некоторых районах Африки, на Борнео, на островах Фиджи имеются каннибалы, каковыми были в древности и наши предки»
Испытывал ли он неудобства в этих далеко не комфортабельных путешествиях? Не надоело ли скитаться человеку, обремененному не только супругой, но и «литературной повинностью»? Отнюдь. Сименон обладал удивительной особенностью приспосабливаться к обстоятельствам. Повсюду — в хижине из пальмовых листьев, в яранге северного оленевода, в глинобитном шалаше крестьянина и на вилле гостеприимного богача он чувствовали себя как дома. Никакие колебания климата или настроения не мешали ему пустить в галоп свою печатную машинку. Никакой надзор супруги не удерживали от стремления познать всех женщин мира. Ведь расовые проблемы для Сименона никогда не существовали.
В Панаме, на Таити, в Австралии — он пишет в привычном ритме и, таинственным образом изобретает пути к эротическим наслаждениям. Тем более, что верная Буль все это время ждала «Маленького господина» в Париже..
«Чего мы искали? Не экзотику, а людей. Гнались за настоящей жизнью, что бы узнавать ее. — Скажет он в преклонные годы. — Впрочем, я продолжаю путешествовать, но так и не утолил свою жажду».
Он был смел, вынослив, полон энергии. У него была отличная память, аналитический склад ума и зоркий глаз. Жизнь манила, но казалась пресной без труда, к которому он был «призван».
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. СЛАДКОЕ БРЕМЯ СЛАВЫ
1
Когда Сименон, наконец, надумал вновь обосноваться в Париже, книжные полки ломились от детективов с Мегрэ, а сам он занесен в книгу «Весь Париж», в которой имели честь быть отмеченными лишь знаменитости.
В Париже чета Сименонов вновь соединились с Буль.
Здесь знаменитого писателя ждала совершенно иная жизнь — деньги, слава, разгоревшиеся в кругу преуспевающих художников.
«У меня была огромная квартира на авеню Ричард Уэллс напротив Булонского леса. Новый дом, заселяли, в основном, деятели кино. У подъездов стояли похожие на яхты «испано–сюизы» и сверкающие спортивные автомобили.
Я водил открытую, как того требовала мода, спортивную машину бледно–зеленого цвета фирмы «крайслер», доставленную прямо из Америки и вызывавшую всеобщее любопытство. Часто ездил на ипподром, а конец дня просиживал на террасе ресторана «Фуке», где проводили время завсегдатаи, одни с моноклями, другие — в визитках и жемчужно–серых цилиндрах.
Я одевался у знаменитого английского портного, за шляпами отправлялся в Лондон, за галстуками в Милан. В игорных домах Довиля, Туке, Ла Боль, Канн я играл довольно по крупному. Но как–то их хозяин — знаменитый Андре, отвел меня от столика с рулеткой и указал на огромные люстры освещавшие зал.
— Поймите, Сименон, если бы у игроков был шанс выиграть, эти люстры, висящие здесь уже пол века, давно были бы проданы с торгов.
Пять раз в неделю, повязав белый галстук, я ходил с компанией артистов и аферистов по премьерам и банкетам, засиживался до утра в ночных ресторанах. У меня был собственный столик в «Фуке» и «У Максима», меня приглашали стать членом бесчисленных клубов гастрономов. Я был знаком с банкирами, владельцами газет, продюсерами, с мошенниками высокого полета. Я устраивал у себя банкеты и стал частью этого общества. Но если надо было почерпнуть вдохновение, углублялся в многолюдные и оживленные районы Пюто или Бийанкура, где в бистро за стойками из настоящего цинка чокался с рабочими завода Рено. И при этом писал роман за романом, не ведома когда и в каком состоянии».
Он занимался гольфом, плавал на байдарке, играл в волейбол, исходил Средиземное море на шхуне. В каждом порту вместе с моряками бросал вызов местной команде игроков в шары.
Он во многом преуспел, автор бешено популярного «Мегрэ». Только одного пока не удавалось сделать: получить согласия Тижи на рождение ребенка.
Тижи оказалась домашней женой. Она не рвалась в свет, довольствуясь приемами в собственной квартире, выходами в гости, на выставки, в театр. Жорж обладал достаточной свободой, добившись того, что даже под утро, явившегося на бровях мужа, Тижи не спрашивала: «где ты был?» Она знала, что ровно в шесть утра услышит из кабинета стук его машинки.
И все же, парижский образ жизни мужа, его увлекающаяся натура, настораживали ее. Опасения завести ребенка имели основание: в те времена еще не было модным оставаться матерью–одиночкой.
2
Сименон, как правило, не планировал заранее перемены в своей жизни. Острое желание бросить все и начать заново возникало неожиданно, и требовало немедленного утоления.
Как–то утром в середине лета 1937 года владелец апартаментов на авеню Ричард Уэллс сказал жене:
— Я хочу работать в домике среди сада, вдали от городов, туристов и совсем близко от моря.
В августе они покинули Париж на своей открытой машине, возложив на Буль заботу о квартире. Он запомнил это утро — мягкий воздух, легкое подрагивание листвы в Булонском лесу, в смотровом зеркале промелькнули стоящие в ряд перед его домом «испано–суизы», «роллсы», «паккарды».
