Валерий Горбань - Песня о бойне (фрагменты)
В одной из комнат - телевизионщики.
Молодой коротко стриженый крепыш в туго натянутой на груди камуфляжной футболке, сидя на ящике из-под патронов и держа в руке микрофон, раза три подряд, под аккомпанемент автоматных очередей пытается начать репортаж:
- Наша съемочная группа находится в одной из комендатур города Грозный...
Грохот разрывов, сверху сыпется что-то, репортер вжимает голову, снова начинает:
- Наша съе...
- Ё... твою мать, - как бы заканчивает его фразу ворвавшийся боец, засел, падла в кочегарке, из-за кирпичей не выковырнешь, "Муху" дайте!
- Лучше "Шмелем" зажарить! - отзывается другой, стоя на коленях недалеко от журналистов, и разрывая полиэтиленовую упаковку огнемета.
- "Шмеля"? Давай "Шмеля", возбужденно кричит боец. Пританцовывая от нетерпения, ждет, пока ему отдадут оливкового цвета трубу со смертоносной начинкой и, подхватив ее наконец, выскакивает на улицу, в грохот и трескотню.
- Наша съемочная группа находится в одной из комендатур города Грозного. Вот уже три дня, как действует подписанное командованием федеральных войск и Асланом Масхадовым соглашение о прекращении огня. Но вопреки законам жанра нам сегодня не прийдется сказать не слова. За нас говорят автоматы...
- Готово!
Облегченно вздохнув, журналист встает с патронного ящика, нервно закуривает и говорит оператору.
- Володя, поснимай еще раненых... Перемирие, блин!
С улицы лай собаки доносится: испуганный, подвывающий. Снова серия разрывов, и лай в скулеж отчаянный переходит.
Раненый в живот кинолог Вадим стонет:
- Ральфа, Ральфа заберите!
Один из бойцов на улицу выскакивает. Пригнувшись, бросается к стоящему недалеко от входа вольеру, в котором мечется немецкая овчарка. От зеленки его прикрывает невысокий кирпичный заборчик, не больше метра. И стоило мелькнуть над забором его полусогнутой фигуре, как прицельная очередь выбила фонтанчики крошки из кирпича, рикошетом хлестанула по макушке шлема, слегка оглушив бойца и усадив на землю. Совсем ползком он добирается к вольеру, стволом автомата сдвигает вертушку. Сообразив, что происходит, духи укладывают рядом пару гранат из подствольников. Одна взрывается метрах в пяти, вторая, ударившись в стену, накрывает человека и собаку брызгами штукатурки и мелкими осколками. А те, уходя от смерти, стремительно мчатся на четвереньках к спасительной двери: собака - повизгивая, а боец приговаривая, - Ох бля! Ох, бля! - и под запоздавшую автоматную очередь они вместе проскакивают в коридор.
Собака сразу бежит в комнату, где стоит кровать его хозяина. Увидев непонятную толчею, ошалев от запахов гари и крови, она вздыбливает шерсть и рычит, недоверчиво глядя на окружающих.
Кинолог шепчет:
- Свои, Ральф, свои! Иди ко мне, не бойся. Здесь все свои.
И бессильно свисающей рукой пытается погладить виновато поскуливающего пса.
Серега - собровец, вместе с командиром бамовцев к Шопену спешат. Лица встревоженные.
- Братишка, у нас сюрприз на букву "х".
- А не хватит на сегодня сюрпризов?
- Не, еще только начинаются...
- Да что такое?
- У него, - кивает собровец на подполковника, - полный "ЗИЛ" - наливняк бензина. Девяносто третьего.
- Где? - холодея, спрашивает Шопен.
- А вон: под стенкой комендатуры, - машет рукой Серега.
Действительно, на углу стоит бензовоз. Пули щербят возле него стены. Пару раз в нескольких метрах от машины вздыбливаются разрывы подствольников.
- Да вы что...начинает Шопен.
- Ладно, не рычи. Пацан - водитель испугался, убежал. И ключи уволок. Но у нас есть зиловские. Мой боец машину выведет. Только твоим надо будет выскочить, духов огнем в упор ошарашить. Под разрывы перегоним в мертвую зону.
- Котяра, всех с подствольниками сюда.
Минуты не проходит, как две пятерки гранатометчиков в коридорчике выстроились. Среди них и Питон с теми, кто недавно тортик на улице разделывать собирался.
Шопен задачу ставит:
- Разбиваемся на две группы и залпами поочередно отрабатываем край "зеленки". Перезарядка - в укрытии, зря рисковать не нужно.
Заканчивая, не удержался:
- Питон, ты бы сбегал, проведал свою коробочку. Духи вторым заходом как раз там накрыли.
Тот, виновато сморщив нос, в затылке чешет. Друзья смеются, локтями подпихивают.
- Все... Заряжай! Пошли!
Подошедшие телевизионщики вслед нацелились.
- Куда? Жить надоело?
Крепыш - журналист бурчит сердито:
- Извини, командир. Я тебя не учу, как твою работу делать? - и поняв, что слишком резко получилось, добавляет примирительно, - надо же людям показать, что здесь делается, и как наши ребята драться умеют.
Шопен вскидывает брови, тянет изумленно-одобрительно:
- Мужи-ик! Тебя как зовут?
- Михаил.
- Ладно, Миша, подожди секунду... Малыш, Мак-Дак!
Подбегают двое из резерва. У одного- здоровяка - пулемет ручной, у второго - сухощавого, с умным тонким лицом - автомат с оптическим прицелом.
- Прикройте ребят, головой отвечаете! Малыш,- к здоровяку обращаясь, ты старший.
Тот молча в ответ кивает.
- Ну, с Богом, - и оператору, - Только смотри: для духов твоя камера это просто оптика. По возможности, башку от нее подальше держи...
Пригнувшись, журналисты со своей личной охраной выскакивают туда, где бой идет, и смерть носится, свою дань с живых собирая.
Снова волны разрывов с автоматной и пулеметной трескотней сливаются. За черной завесой, взревев мотором, проскакивает во внутренний дворик "ЗИЛ"бензовоз.
- Фу-у-у! - хором облегченно выдыхают командиры, в комедатуру возвращаясь.
- Мешками обложить, брезент от подствольников сверху натянуть! А завтра хоть весь батальон на лопаты ставь, но чтобы капонир был под бензовоз. Это же - вакуумная бомба под собственной задницей, - качает головой Шопен.
- Ну кто знал, что разгрузиться не успеем, как в такой концерт попадем,- оправдывается бамовец.
- Да ладно, тут твоей-то вины нет. Хотя пузырь с тебя - все равно. О! спохватывается Серега, - ты же у нас еще и не прописанный! Вот завтра за все сразу и выкатишь... Так, а это что за запах? Закусь спеет!
В грохот разрывов, звуки перестрелки вплетается шкворчание мяса на огромной сковородке. Тыловик комендатуры, в бронике, в шлеме, с автоматом за спиной, на керосинке баранину жарит. Переворачивает мясо большой вилкой, убавляет огонь и, еще раз оглянувшись: не пригорит ли, выскакивает с очередной выходящей группой. Через пару минут он возвращается. Бросает пустые магазины сидящему у стены бойцу с перевязанной головой, - Набей! - и, пока тот снаряжает магазины патронами, продолжает кухарить.
В расположении ОМОН, в уголке, за старой партой, сидят шестеро в полной боевой. За спинами у них еще человек пять. Тоже вооружены до зубов бодрствующая смена. Шестеро режутся в карты, в "дурака", на вылет. Остальные заглядывают им через плечи, вполголоса дают советы. Игроки незлобно и также негромко отругиваются.
