Виктор Филиппов - Воздухоплаватели
Недолго мне, к сожалению, довелось работать с Петром Григорьевичем Осадчим, но как много знаний успел я перепять у него, какую добрую службу сослужили они мне на практике!
В начале 1943 года грамотного и опытного командира 6-го отряда П. Г. Осадчего отзовут на формирование новых воздухоплавательных частей. Необходимое это дело, я понимал, но вот жаль было расставаться…
А пока что в сводках гитлеровское командование все чаще и чаще кичливо заявляло об обстрелах «военных объектов» Ленинграда — практически же фашисты стремились полностью уничтожить город и его жителей. Все жизненные центры Ленинграда они пронумеровали как цели обстрела. Под этими номерными целями значились больницы, школы, уникальные архитектурные памятники. Зимний дворец — цель № 236, Дворец пионеров — цель № 192, Гостиный двор — цель № 295…
В архиве ленинградского штаба МПВО хранятся показания пленного немецкого солдата 170-й пехотной дивизии:
«Батареи 240-го артполка вели огонь по Ленинграду утром в 8–9 часов, днем — с 11 до 12, вечером — наиболее интенсивно, с 20 до 22 часов — одиночными выстрелами. Основная задача была — разрушение жилых зданий и истребление жителей Ленинграда…»
Вот такие «военные объекты» ловила в свои прицелы [40] гитлеровская артиллерия. Для этого немцы развернули широкую сеть наблюдения, куда кроме инструментальной разведки и корректировочной авиации входили также аэростаты наблюдения. Вопрос кто кого — в прямом смысле висел в воздухе в виде наших и их аэростатов.
Однако у нас накапливался уже немалый опыт боевой работы. Так, в 5-м отряде, у старшего лейтенанта А. И. Выборнова, работавшего с моряками на Лисьем Носу, появился интересный метод — сопряженного наблюдения. Его суть была проста. Моряки поместили свои орудия в надежные бетонированные капониры, а огонь корректировали с наблюдательных пунктов, которые расположили далеко от огневых позиций: один — в Кронштадте, другой — в порту. И те и другие уточняли разрыв каждого снаряда по дальности, то есть вели сопряженные наблюдения. Я ознакомился с этим методом, мы переняли его, а вскоре во всех отрядах начали наблюдать огонь врага поначалу с двух, а потом уж и с трех аэростатов сразу.
В 12-й корректировочной эскадрилье мы подметили как-то фотопланшеты территории противника с дешифрованными целями. Решили использовать опыт, с которым работали летнабы. Затем прибор управления артогнем с самолета привяли на себя. Он стал основным прибором для воздухоплавателей.
В поисках совершенствования организации боевой работы добрались мы однажды и до знаменитого ленинградского ученого А. Б. Вериго. И вот, решив проконсультироваться, уточнили адрес профессора — жил он на улице Восстания, неподалеку от Знаменской церкви, — едем к нему.
Запомнилось: огромная, метров пятьдесят, похожая то ли на склад, то ли на мастерскую комната. У стены — токарный станок, в углу — куча автомобильных деталей, на полу — разобранный мотоцикл. С потолка свисает деревянный пропеллер, куда вмонтирована запыленная лампочка, а у голландской кафельной печи сооружено из шкафа и буфета нечто напоминающее и ярангу эскимоса, и медвежью берлогу одновременно. Сверху сооружения — матрац, портьеры, ковры, шубы. Внутри — койка, стол и табурет, где и работает знаменитый профессор. Железная труба маленькой печурки аккуратно вделана в кафель.
Помню, на кровати у профессора лежали три плитки столярного клея, из которых, как выяснилось потом, он готовил похлебку, и, по его словам, наваристую. Сам профессор, с обмотанной шалью головой, встретил нас дружелюбно, на вопрос «чем занимается?» не без гордости ответил, [41] что выполняет оборонное задание. И Александр Брониславович рассказал об изыскании запасов светящихся красок для заводов, изготовляющих приборы. Этот состав требовал радиоактивных препаратов, вот в «старой химичке», десятки лет работавшей с радием, теперь и сметают пыль со стен, с мебели, жгут столы и доски пола — из всего, даже из золы, специалисты извлекают радиоактивные концентраты.
Напоминаем ему о воздухоплавателях.
— Да, было время! — молодо отозвался профессор. — Летал, нырял, поднимался на горные вершины, опускался в глубины земные… Как же, как же, помню: Кристап Иванович Зилле выбросил меня из гондолы. Признаюсь, струсил я тогда основательно. Мало-мальски очухался, когда болтался уже под куполом парашюта…
Александр Брониславович с готовностью согласился нам помочь и стал частым гостем в дивизионе. По его рекомендации нам разрешили принять на вооружение восемнадцатикратную панократическую трубу. Он разработал новый оптический прибор для наблюдателей, обучил нас делать панорамные снимки фотоаппаратом АФА-27М. Эти панорамы с нанесением целей противника со временем стали для нас обязательными.
Немало и других новшеств ввели воздухоплаватели в свою боевую практику. И не случайно генерал Н. Н. Жданов писал в одном из отчетов:
«Штурманы 1-го воздухоплавательного дивизиона проявляли большую изобретательность и мастерство в создании различных приборов, графиков, номограмм, которые существенно помогали в разведке и корректировке огня…» И далее: «За два года осады города с помощью аэростатов наблюдения корректировалось 538 стрельб, из них 151 стрельба — по артиллерийским батареям противника».
Если внимательно вглядеться в карту, показывавшую работу наших отрядов в блокадные дни, то станет очевидным, что практически весь Ленинградский фронт просматривался воздухоплавателями. Немцам, понятно, это основательно мешало, и они во что бы то ни стало пытались нашу воздушную разведку остановить. Невдалеке от поселка Отрадное фашисты развернули зенитную батарею специально для обстрела аэростатов и гондол. Охотились за нами и «мессершмитты». Прямо открыли настоящий сезон для охоты!
Запомнился подъем 30 августа у поселка Отрадное. Часов в 6 утра поднялись в воздух лейтенант Ферцев и Граневский. [42] Для Володи Грановского это был первый подъем. Он, конечно, волновался, хотя виду не подавал. Разве что слегка бросалась в глаза излишняя скованность.
Еще при подготовке аэростата на подъемном поле нас предупредили, что в воздухе патрулируют два немецких истребителя. Но вот наблюдатели уже в корзине, однако капитан Галат приказывает задержать подъем в надежде, что гитлеровцы улетят, не заметив нашего приготовления. И действительно, через несколько минут самолеты исчезают. Аэростат сдается в воздух.
Ясное погожее утро конца лета. Воздух чист, местность хотя и незнакома — отряд только накануне переброшен сюда, — но просматривается далеко. Наблюдатели быстро ориентируются по карте, и уже с высоты двухсот метров в телефонной трубке слышится бодрый голос Ферцева.
