Коллектив авторов - Андрей Первозванный – апостол для Запада и Востока
На картине Караваджо «Призвание Петра и Андрея», недавно обнаруженной в коллекции английской королевы, Петр словно с изумлением спрашивает Иисуса, указывающего путь, по которому нужно следовать: «Ты хочешь, чтобы это были именно мы?»
Евангельская традиция упоминает имя Андрея еще в трех местах, о чем напоминает и папа Бенедикт XVI в своей лекции об апостоле 14 июня 2006 г. Первое – это умножение хлебов в Галилее. В тот трудный момент именно Андрей сказал Иисусу о мальчике, у которого было пять ячменных хлебов и две рыбки: слишком мало – отметил он, – для того множества народа, которое пришло в это место[85]. В данном случае заслуживает внимания реализм Андрея: он заметил мальчика, но тут же задал вопрос: «Но что это для такого множества?», осознавая недостаточность запасов. Однако Иисус смог сделать так, что этого хватило для того множества народа, которое пришло слушать Его.
Второй случай произошел в Иерусалиме. Выйдя из города, один ученик указал Иисусу на мощные стены, подпирающие Храм. Ответ Христа был поразительным: Он сказал, что от этих стен не останется камня на камне. Тогда Андрей вместе с Петром, Иаковом и Иоанном спросили его: «Когда это будет, и какой признак, когда все сие должно совершиться?» (Мк 13:1–4). В ответ на этот вопрос, возможно, обусловленный эсхатологией ессеев, которой Андрей мог быть не чужд, Иисус произносит важную проповедь о разрушении Иерусалима и о конце света, призывая Своих учеников с осмотрительностью истолковывать знамения времени и непрестанно бодрствовать. Отсюда, по словам папы Бенедикта, «мы можем заключить, что мы не должны бояться задавать вопросы Иисусу, но в то же самое время должны быть готовы принимать поразительные и трудные наставления, которые Он предлагает нам»[86].
И, наконец, в Евангелиях отмечен третий эпизод с Андреем. Действие снова происходит в Иерусалиме, незадолго до Страстей. На праздник Пасхи, – рассказывает Иоанн, – в святой город пришли и некоторые эллины, вероятно, прозелиты или «боящиеся Бога»[87], пришли, чтобы поклониться Богу Израилеву в праздник Пасхи. Андрей и Филипп, два апостола с греческими именами, выступают переводчиками и посредниками этой группы эллинов перед Иисусом. Ответ Господа на их вопрос кажется, как часто случается в Евангелии от Иоанна, загадочным, но именно таким образом выражается все его богатство смысла. Иисус говорит двум ученикам, и через них греческому миру: «Пришел час прославиться Сыну Человеческому. Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода» (Ин 12:23–24). И снова отмечает папа:
Что означают эти слова в данном контексте? Иисус хочет сказать: Да, встреча между Мной и эллинами произойдет, но не как простая и краткая беседа между Мной и некоторыми людьми, движимыми прежде всего любопытством. Благодаря Моей смерти, сравнимой с падением пшеничного зерна в землю, наступит час Моего прославления. Моя смерть на кресте принесет много плода: «умершее пшеничное зерно», – символ моего распятия, – станет в момент Воскресения хлебом жизни для мира; станет светом для народов и культур. Да, встреча с греческой душой, с греческим миром произойдет на той глубине, на которую намекает история с пшеничным зерном, привлекающим к себе силы земли и неба и становящимся хлебом. Другими словами, Иисус предвещает Церковь эллинов, Церковь язычников, Церковь мира как плод Своей Пасхи[88].
Церковь, расцвет новой общины
Первые христиане, начиная с самих апостолов, вполне осознавали то новое, исключительное, поразительное, что происходило с ними по сравнению с той жизнью, которую вели многие вокруг них, и это не было плодом их согласия, их ума или их воли, это был дар Духа Святого, дар свыше, охватившая их таинственная сила. Исполненное чувства объятие Андрея и Петра выражает именно это сознание – твердое убеждение, что реальность Христа живого захватывала их жизнь, искупая ее, вбирая в свою собственную и делая тайной единого строения. Таким образом, община образуется не в силу физического пребывания вместе и не на более возвышенных с нравственной точки зрения законах поведения, а прежде всего относительно способа понимания самих себя. Господствующая идея заключалась в том, что их жизнь была сподвигнута и преобразована неким верховным действием, которое указывалось, как устанавливало событие Пятидесятницы, именно как «дар Духа»:
«При наступлении дня Пятидесятницы все они были единодушно вместе. И внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились. И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них. И исполнились все Духа Святого, и начали говорить на иных языках, как Дух им давал провещавать» (Деян 2:1–4).
Дар Духа Святого делает очевидным то, что мы вливаемся в новый порожденный Иисусом поток энергии, показывает, что мы становимся частью нового явления, силы, охватывающей людей, которых Иисус призвал в Свою Церковь – Ecclesia. Он наделяет их новым содержанием, в связи с непосредственной целью их призвания, созиданием общины, залога нового мира.
Наш современный менталитет, и прежде всего менталитет западного мира, истощаемый веками неорганичным акцентированием человеческого фактора, может ощущать противостояние содержания личности отдельного человека и содержания общинной реальности. Это очень остро отмечает Романо Гуардини:
Истинное христианское понятие общины и личности следует не из обособленных утверждений и особых духовных предположений, а из всей свободно принимаемой совокупности реальной жизни. Человеческое существо создано одновременно как личность и как способность к общению. Одно от другого неотделимо, скорее община живет и присутствует как предрасположение в личности, так же как и последняя обязательно вовлекается в коллектив, при этом относительная независимость двух изначальных форм жизни нисколько не умаляется… Следовательно, община церкви, по сути, связана с личностью; а христианская личность, по сути, ориентирована на общину. Вместе они образуют новую жизнь[89].
Есть одно слово, определявшее тот образ жизни, к которому пробуждалась воодушевленная Духом Святым община. В самом деле, не общинное явление как таковое отличает христианское событие, а скорее общинное явление, воспринимаемое и переживаемое определенным образом. То слово, которое означает этот определенный образ – на греческом – koinonia, на латинском communio, позже в русском языке появится соборность – определяет ту структуру отношений, которая представляет термин, определяющий в Новом Завете образ существования и действия, собственный образ жизни христианской общины, манеру строить отношения с Богом и людьми. Термин koinonia, как это случилось и со словом ekklesia, был заимствован из обычного словаря, из нормальной лексики народного греческого языка. Следовательно, это слово намекает не на особый духовный или психологический опыт, а скорее на нечто привычное в жизни людей.
