Николай Иванов - Кремлевское дело
Полковник из КГБ СССР засобирался домой. Изъятие уже известных следствию ценностей Каримова он считал отличным результатом: есть о чём доложить начальству. Посему решил прервать своё участие в дальнейших акциях следственной группы. А пока для столичных оперативников была организована экскурсия по историческим достопримечательностям Шахрисабза – родины Тимура. На другой день они уже отбывали. Напрасно мы доказывали, что изъята лишь малая часть – достаточно заглянуть в записи Каримова. В ответ слышали только: «Это ваша работа, а мы своё дело сделали». Перед самым их отъездом получаем информацию из Душанбе: наши ребята из группы, которую возглавил один из лучших следователей Бахтияр Абдурахимов, установили, что в гончарной мастерской Кулол-бобо находится тайник, есть данные, что там укрыты немалые каримовские капиталы. Подумали, может не стоит сообщать об этой информации чекистам, раз они завтра всё равно уезжают, управимся и без них, об охране договоримся с подразделениями МВД. Но в интересах дела поступили иначе. Столичный шеф даже подпрыгнул на месте: как, без особых усилий можно взять ещё крупную партию ценностей!? Полковник тут же отменил свою команду «отбой» и, несмотря на все наши возражения и доводы, немедленно ночью отрядил в гончарную мастерскую своих подчинённых. Те рыли-рыли и вернулись ни с чем: как потом выяснилось, копали на расстоянии метра от нужного места. На другой день наши следователи прислали подробные схемы расположения тайников. Вертолётом в Шахрисабз был доставлен Кулол-бобо. Со дна арыков, под деревьями в заброшенном саду, в гончарной мастерской, из стен – откуда только не извлекались каримовские богатства. Молочные бидоны, доверху набитые ювелирными изделиями, асбестовые трубы с упакованными в них золотыми монетами, банки из-под кофе с кольцами и ожерельями. И всё нужно было описать, пересчитать, сфотографировать, упаковать, сдать под охрану. В течение двух дней значительная часть ценностей была изъята, столичные чекисты вновь заторопились домой. За ними прислали служебный самолёт МВД СССР. Мы сдали под охрану ценности, и оперативники с чувством исполненного долга отбыли в Москву. Они получили награды и повышения в чинах. Кстати, когда в 1989 г. начался разгром дела, аресты родственников и других хранителей каримовских богатств, как и само изъятие ценностей были признаны преступными, использование военных вертолётов и других технических средств – злоупотреблением по службе, то никому из сотрудников госбезопасности никто даже пальцем не погрозил за то, что они принимали самое непосредственное участие в этих самых «преступлениях».
Наша же группа ещё целый месяц продолжала операцию. Удалось изъять ещё многое из преступно нажитых богатств Каримова. Пришлось вернуться и к старым адресам. В Бухаре в доме Кудратова, где в мае 1983 г. узбекские чекисты проводили обыск, обнаружили ещё одну партию золотых монет, которые не нашли в первый раз чекисты. Кудратов приготовил монеты для Каримова, но из-за ареста Музаффарова не успел передать. Дали результаты и раскопки в одном из дальних кишлаков у доверенных лиц Кудратова. Пока шла вся эта кропотливая и изнурительная работа, Генеральный прокурор страны Рекунков и Председатель КГБ СССР Чебриков направили в Политбюро ЦК КПСС информацию о том, что в ходе совместных мероприятий у Каримова изъято ценностей на десять миллионов рублей. Откуда взялась эта цифра? А с потолка: начальство определило на глазок, да и не считало за грех завысить, приписать. Экспертиза же определила стоимость изъятого в 6 миллионов рублей. Позднее, когда при разгроме дела в адрес следственной группы звучали нахальные обвинения о недостаче нескольких миллионов, следователи угрюмо шутили: «Поскольку Рекунков с Чебриковым изъяли у Каримова 10 миллионов, а суд конфисковал лишь 6, пусть они и вернут каждый по 2 миллиона в доход государства». Потом и сами организаторы травли нашей следственной группы признали вздорность подобных обвинений.
Кликухи
Аресты Музаффарова, Кудратова, Каримова, изъятие крупных ценностей отчётливо обозначили следы, ведущие к покровителям взяточников из партийного штаба республики. Чтобы сохранить первого секретаря ЦК Компартии Узбекистана Усманходжаева, в Москве предпочли пожертвовать несколькими его соратниками, которым предложили подать в отставку в декабре 1985 г. 7 января 1986 г. на пленуме ЦК Компартии Узбекистана все они были освобождены от занимаемых должностей. Оказался в числе опальных и второй секретарь узбекского ЦК Осетров, которому покровительствовал Лигачёв. Они знали друг друга не один десяток лет, были в приятельских отношениях. Осетров многие годы проработал в отделе оргпартработы ЦК КПСС, курировал он и Узбекистан. В 1970 г. Рашидов пригласил его на пост первого заместителя Председателя Совета Министров УзССР. Осетров участвовал во всех начинаниях Рашидова, проявил исключительную преданность, был причастен к махинациям, припискам, злоупотреблениям в республике. Короче, был, как говорится, «свой в доску».
16 декабря Осетров пишет заявление об отставке, а спустя 11 дней получает из Москвы от сына Евгения, комсомольского работника, письмо, полное недоумений по поводу случившегося:
«…Очень больно ощущать свою полную беспомощность перед злом и коварством ничтожеств, облечённых властью. Иногда трудно понять, почему твои объективные и абсолютные преимущества (справедливость, авторитет и полная личная непричастность к злоупотреблениям прошлых лет и т.п. в союзе с такой мощной поддержкой в центре (Ю. К.) – оставляет тебя совершенно пассивным.
…Если на твоём заявлении уже резолюция М. С. (минуя Ю. К., пока он был в Баку), то, вероятно, трудно что-нибудь изменить даже Ю. К., если он намерен твёрдо следовать своей первоначальной линии.
…Надо заставить И. Б. звонить Ю. К. или М. С. по твоему вопросу!!!» Кто же такие эти таинственные И. Б. и Ю. К.? В сыновнем наставлении содержатся пояснения:
«Для удобства телефонных коммуникаций:
М. С.[2] – «товарищ»
Ю. К.[3] – «доктор»
К. Н.[4]; Г. П.[5] – «соседи»
И. Б.[6] – «шеф»
КПК[7] – «больница»
Папа (Т. Н.) – «друг»
Мама (М. А.) – «подруга»
Очень плохо – «снег»
Плохо – «дождь»
Средне – «туман»
Нормально – «тепло»
«По ознакомлении – сжечь», как в скверном детективе рекомендует родителю вожак советской молодёжи. Можно себе представить, как общались домочадцы между собой по телефону. Что-нибудь вроде: «Доктор был в больнице и узнал, что туман рассеивается, скоро пойдёт дождь». И хотя дождь в самом деле сменился хлопьями снега, отпрыск видного партийного деятеля оказался-таки прав в своих расчётах: «доктор» и «соседи» действительно избавили «друга» от тюремной баланды.
