Юрий Пантелеев - Полвека на флоте (со страницами)
Помню, в 1939 году, в самый разгар боевых действий на Карельском перешейке, Галлер позвонил из Москвы — он уже был начальником Главного морского штаба — и вызвал меня (я тогда возглавлял штаб флота), выслушал доклад об обстановке, а к концу разговора сказал:
— Да, еще один вопрос: скажите, пожалуйста, голубчик, что, на буксире «КП-5» все тот же капитан?
И Лев Михайлович назвал имя, отчество и фамилию. Увы, я не знал, что ответить. А Лев Михайлович деликатно заметил:
— Ничего, не смущайтесь, при случае узнайте, пожалуйста, и сообщите мне… Я помню его как одного из лучших капитанов…
И как же был обрадован этот старый моряк, когда я сказал ему, что начальник Главного морского штаба интересуется его судьбой…
Аккуратность и четкость в работе Льва Михайловича была изумительная. Докладывать ему оперативную обстановку было очень трудно. Лев Михайлович задавал множество уточняющих вопросов, и если мы не могли сразу ответить, он, не повышая голоса и не возмущаясь, с укором замечал:
— Как же так, голубчик, это же очень важно для понимания общей обстановки. Пожалуйста, уточните и доложите…
При этом он всегда делал ударение только на слово «пожалуйста».
В годы Великой Отечественной войны, а еще больше по окончании ее мне довелось работать в различных должностях в Главном морском штабе, и поэтому я очень близко соприкасался со Львом Михайловичем. Ему было
[44]
уже за шестьдесят, а его работоспособности могли позавидовать тридцатилетние. Жил он в маленькой комнате — позади своего служебного кабинета. Бывало, в выходной день пройдется по улице Горького и через час опять за работой.
***В июле на флот, и в частности к нам на «Марат», прибыли из училища комсостава первые выпускники — краскомы. Встретили их дружески. Служба пошла более четко и весело. Отличное пополнение! Г. А. Вербовик, И Д. Снитко, А. А. Руль, И. И. Грен и другие бывшие матросы, героически сражавшиеся с белыми под Петроградом, теперь получили высшее военно-морское образование. В годы Великой Отечественной войны все они прославились боевыми делами.
Наступил долгожданный день. 1 августа было приказано линкор вывести на Большой рейд и поставить на якорную бочку. Накануне командир вызвал меня и сказал:
— Штурман, пойдите на катере на рейд и установите вешку. Вот здесь должна стоять бочка… — Командир поставил на карте точку и предупредил: Помните, если бочка станет в любой другой точке рейда, то при разворотах по ветру мы можем закрыть движение остальным кораблям. Ясно?
Разумеется, я здорово волновался. Позорно будет, если, приведя на рейд такую махину, как линейный корабль, нам придется перемещать его с одного места на другое…
На счастье, день выдался солнечный, тихий. С катера я секстаном по углам приметных мест — маяков и мысов — долго выбирал точку, потратив на это не один час, благо меня никто не торопил.
На следующий день утром буксиры повели «Марат» на рейд. На баке играла музыка. У нас и на всех других кораблях команды были выстроены во фронт, на мачтах развевались приветственные сигналы.
Двигались мы очень медленно, осторожно. К обеду линкор стал на бочку, она находилась в точно назначенном месте.
Сейчас все эти опасения могут вызвать лишь ироническую улыбку, а тогда казалось, что проделана огром-
[45]
ная и сложная работа. Командир линкора, видя мое волнение, подошел и, скрывая улыбку, прохрипел:
— Ну, что же, штурман, «бочоночек» стоит, кажется, на месте…
От радости у меня перехватило дыхание, и я ничего не ответил.
Ремонтные работы продолжались и на рейде. И вот опробована артиллерия, машины. Линкор поднял вымпел. Он в боевом строю.
Подошли баржи с углем. Его для наших двадцати пяти прожорливых котлов требовалось очень много. Был объявлен общий аврал, в котором участвовал весь экипаж, кроме командира, врача и радистов. Руководили работами старпом и главный боцман. Одни в трюмах барж насыпали мешки, другие эти мешки таскали на корабль.
На палубе играла музыка. В облаке пыли скоро и музыканты стали черными, как негры. Было весело, с шутками и прибаутками краснофлотцы бегали с мешками на спине от баржи к угольным шахтам. Роты соревновались в скорости погрузки. Над трюмами барж и над палубой корабля густела серая завеса угольной пыли. Перерывы на перекур, на обед и ужин были короткими. Начиналась погрузка с подъемом флага — в 8 часов утра, кончалась вечером, после чего все устремлялись в бани, душевые и ванны, но все же мы еще долго ходили с подведенными глазами. Угольная пыль въедалась не только в нашу кожу, она забивалась во все щели, проникала сквозь, казалось бы, наглухо задраенные иллюминаторы и двери. Поэтому мы долго и сами мылись, и мыли весь корабль.
Все это уже история. Наши корабли ныне ходят на жидком топливе, и традиционный ритуал угольной погрузки канул в далекое прошлое…
К осени в строю находились подводные лодки, эсминцы типа «Новик», учебное судно «Океан» и большое число беспрерывно работавших тральщиков. Авиации у нас было мало. Летало несколько тихоходных гидросамолетов старой конструкции.
Стало известно о близящихся маневрах Балтийского флота. Началась подготовка. Матросы, как муравьи в муравейнике, целыми днями двигались в разных направлениях, сверху вниз и снизу наверх, вдоль палубы и поперек нее. Мыли и подкрашивали корабль, несли мешки
[46]
с продовольствием и ящики с приборами и инструментами. Шума было мало, а движения — много, лица озабоченные, а настроение приподнятое. Мы понимали, что маневры — это не только учеба, но прежде всего первый экзамен флота на боевую зрелость.
Летом на «Марате» проходили практику курсанты первого курса училища комсостава флота. Многие из нас были привлечены к занятиям с ними в качестве нештатных преподавателей. Практика закончилась, курсанты должны были возвращаться домой, и вдруг ко мне заявился курсант Анатолий Петров. Он и его друзья — Алафузов, Краснов и Керт убедительно просят оставить их на маневры в качестве штурманских учеников.
— Позвольте, а как же ваши отпуска? — недоумеваю я. — Вы же потеряете десять-двенадцать отпускных дней! Петров даже обиделся:
— Товарищ штурман, как так потеряем? Ведь это же первые маневры нашего флота, мы согласны лишиться отпусков.
Я понял ребят. Доложил начальству по всем инстанциям, и сам наморси дал курсантам «добро».
В походе курсанты с энтузиазмом несли штурманскую вахту, определяли место корабля в море, делали все необходимые записи показаний приборов словом, были мне лучшими помощниками. В училище они привезли с практики великолепные аттестации. Позже из них получились первоклассные моряки. А. Н. Петров стал вице-адмиралом, начальником штаба флота, В. А. Алафузов адмиралом, начальником Главного морского штаба.
