Михаил Филиппов - Иммануил Кант. Его жизнь и философская деятельность
Обращаясь специально к духовидцам и к Сведенборгу, Кант говорит:
«Представим себе, что, вследствие повреждения мозга движения в нервах происходят по таким направлениям, которые скрещиваются вне мозга. Тогда, соответственно с этим, образуется мнимый фокус от мыслящего субъекта, и образ, бывший плодом простого воображения, представляется как предмет внешних чувств. Поэтому я не посетую на читателя, если он, вместо того, чтобы отнестись к духовидцам как к полугражданам того света, взглянет на них просто как на кандидатов в госпиталь».
Чтение творений Сведенборга, как видно, сильно раздражило Канта, думавшего найти в них хоть каплю смысла, но в конце чтения убедившегося, что труд его потерян. Этим объясняются резкие и даже банальные выходки философа, который в конце концов заявляет, что духовидцев надо лечить слабительными средствами.
«Было время, – говорит он, – когда чародеев сжигали, теперь достаточно будет очищать их. Я полагаю, что причины расстройства скрываются не так глубоко, как думают. Если во внутренностях свирепствует ипохондрический ветер, он может принять одно из двух направлений: либо вверх – тогда получаются явления духовидения, либо вниз – тогда выходит нечто иное».
Это чуть ли не единственное место в сочинениях Канта, которое скорее уместно в сатире Свифта или в романах Смоллета, чем в философском трактате.
Самого Сведенборга Кант называет «архидуховидцем и архифантазером», а об его чудесах, после тщательной проверки всех показаний, говорит, что поверить таким вещам может лишь тот, кто не боится стать посмешищем.
Глава VI
Вся жизнь Канта была применением его философских принципов, развитых в «Критике чистого разума». Трудно найти другого философа, у которого слово до такой степени согласовалось бы с делом, как у Канта. Из философов древности его можно поставить рядом с Сократом. Кант был не кабинетным мыслителем, а мудрецом в полном смысле этого слова. Все, начиная с гигиены и оканчивая глубочайшими нравственными вопросами, согласовалось у него с принципами разума; вот почему философия и жизнь у Канта составляли одно нераздельное целое.
Кант не принадлежал к числу людей, считающих чувственные удовольствия главной целью жизни; но он высоко ценил физическое здоровье как необходимое условие бодрости духа. Кант тем более имел права дорожить этим благом, что был, в буквальном смысле слова, главным виновником относительного физического благосостояния, которым пользовался в зрелые годы и до глубокой старости. Природа не наделила Канта ни атлетическим сложением, ни вполне нормальными органами. Он был мал ростом – по словам Яхманна, менее пяти футов, – имел узкую и чрезвычайно впалую грудь, и правое плечо его было сложено неправильно: лопатка слишком выдавалась назад.
Мускулатура его отличалась слабостью; Кант был до того сухощав, что портные постоянно ошибались в покрое его платья, и добродушный философ сам нередко говорил, шутя, что он отличается от других людей отсутствием икр. Нервы его были чрезвычайно деликатны, дыхание слабое; он сильно чихал от одного запаха свежей типографской краски при чтении утренней газеты.
Внешне Кант был симпатичен. Благодаря строгому гигиеническому образу жизни он в зрелых летах не имел болезненного вида. Это был блондин с румяными щеками – румянец сохранился у Канта до старости – и серовато-голубыми глазами. Кант почему-то был очень доволен цветом своих глаз.
Автор «Критики чистого разума» никогда не говорил о своих умственных или нравственных качествах, но чрезвычайно охотно распространялся о своей физической организации. Благодаря разумному образу жизни он никогда не был болен, хотя, по его собственному признанию, почти никогда не был и вполне здоров. Он страдал главным образом затруднением пищеварения и головными болями – очевидные последствия сидячей жизни и упорного умственного труда.
Когда доктор Яхманн (брат биографа) указал Канту на первые признаки приближающегося маразма (старческого бессилия), Кант вспылил и сказал с гневом: «Поверьте, что я из-за этого не застрелюсь!»
Кант выработал для себя правила гигиенической жизни путем терпеливых наблюдений над своим организмом.
В молодые годы он нередко менял образ жизни, испытывая, что лучше; но, выработав известные правила, держался их со строгостью, которую можно принять за мелочный педантизм, если не вникнуть в дело. Действительно, лишь благодаря необычайно точному распределению времени и поразительно правильному образу жизни Кант мог дожить до глубокой старости и, за исключением последних трех-четырех лет, нимало не утрачивал силы и свежести ума.
Правильный образ жизни Канта вошел в пословицу. Даже среди аккуратных и точных немцев он казался чудом аккуратности. Кант вставал всегда в пять часов утра как летом, так и зимою. В три четверти пятого его старый слуга будил барина; причем, по приказанию Канта, был неумолим и не отставал до тех пор, пока не убеждался, что барин не заснет снова. Кант считал одним из главных правил своей гигиены спать не более, но и не менее семи часов; причем ложился спать всегда ровно в десять вечера. Каждый день он распределял совершенно одинаково. Встав с постели, Кант облекался в шлафрок и надевал сверх колпака маленькую треугольную шляпу. В этом виде он направлялся в свой рабочий кабинет. Проработав до семи часов утра, он одевался и отправлялся в аудиторию; после чтения лекций возвращался в кабинет, снова облекаясь в халат и туфли, и работал до трех четвертей первого, никогда не больше, но и не меньше; затем одевался к обеду. Обед для Канта был также главным временем беседы с гостями: он никогда не обедал один, просиживал за столом несколько часов, много ел, но еще больше разговаривал. После обеда, если погода была хорошей, он отправлялся гулять – большей частью один, но иногда и в компании. Во время одиночных прогулок Кант нередко обдумывал самые глубокие из своих идей. В подобных случаях он первоначально гулял по так называемой «философской дороге»; но это подметили нищие и попрошайки, в те времена изобиловавшие в Кенигсберге. Их приставанье сильно надоело Канту, и он стал гулять в королевском саду. Во время прогулок, особенно если это было зимою или осенью, Кант также строго соблюдал правила гигиены. Он шел медленно, чтобы не вызвать испарины, и, если дул свежий ветер, старался гулять один, чтобы не разговаривать, так как считал одним из главных правил гигиены дышать холодным воздухом лишь через ноздри. В своих лекциях по антропологии Кант указывал, что даже дикари знают это гигиеническое правило, нередко забываемое людьми цивилизованными.
