Алиса Бейли - Неоконченная автобиография
Всё это время я посвящала себя добропорядочным занятиям. Я была рьяной сотрудницей ХСЖМ. Присутствовала на собраниях руководителей этой организации (закрывавших глаза на мою юность), поскольку моя тётя была президентом. Много времени тратила на визиты в знатные дома, где меня хорошо принимали, потому что я Алиса Ла Троуб-Бейтман, и где я боролась за души своих современников, пытаясь их “спасти”. Я очень хорошо “спасала” души, но сейчас спрашиваю себя — с точки зрения житейской мудрости — не “спасались” ли они столь стремительно для того, чтобы избавиться от меня, — такой напористой и ревностной я была. В то же время мистическая направленность моей жизни неуклонно углублялась: Христос для меня был вездесущей реальностью. Я имела обыкновение бродить в вересковых полях в Шотландии, прогуливаться в одиночестве в апельсиновых рощах Ментоны, в Южной Франции, или по холмам Монтрё, на Женевском озере, пытаясь ощутить Бога. Я лежала на спине в поле или под скалой, вслушиваясь в тишину вокруг и пытаясь услышать Голос — когда стихала многоголосица в природе и внутри меня. Я знала: за всем, что можно видеть и осязать, стоит Нечто, что нельзя увидеть, но можно ощутить; оно более реально и поистине более существенно, чем всё осязаемое. Я была воспитана в вере в Бога Трансцендентного, находящегося за пределами сотворённого Им мира, непостижимого, непредсказуемого, подчас жестокого (судя 42] по Ветхому Завету), любящего только тех, кто Его распознаёт и признаёт, и убивающего Своего единственного Сына, чтобы люди наподобие меня могли спастись, а не погибли навсегда. Втайне я осуждала такое представление о любящем Боге, но автоматически принимала его. Но Он был далекий, чужой и недостижимый.
Однако все время что-то во мне смутно и неопределимо тянулось к Богу Имманентному, к Богу внутри всех форм, к Богу, Которого можно встретить повсюду, соприкоснуться и реально узнать, Который поистине любит всё сущее — хорошее и дурное, — и понимает всех с их ограниченностью и затруднениями. Этот Бог вовсе не то устрашающее, ужасное Божество, которому христианская церковь, как я знаю, поклоняется. Однако, с точки зрения теологии такого Бога нет. А есть только Бог, требующий Своего ублажения, ревниво отстаивающий Свои права, способный умертвить единственного Сына для исполнения какой-то нелогичной схемы спасения человечества, далеко не такой добрый к Своим чадам, как обычный родитель. Все такие мысли я отбрасывала от себя как нечестивые и зловредные, но они тонко, исподволь, подтачивали меня. Однако Христос всегда был рядом. Я знала Его: Он боролся и сострадал людям; Он принял страдания, чтобы спасти их, но, похоже, был совершенно не в состоянии спасти их в целом, поэтому вынужден стоять в стороне и смотреть, как они идут в ад. Я не формулировала всё это отчетливо в то время; сама я была “спасена” и счастлива, что “спасена”. Я упорно трудилась, “спасая” других, и считала: очень плохо, что Бог создал ад, хотя естественно допускала, что Он знает, что делает, да и — в любом случае — ни один истинный христианин не сомневается в Боге, он просто принимает то, что, как ему говорят, является Божьей волей, и ничего тут не поделаешь.
Таковы были мои духовные убеждения и образ мыслей. 43] С мирской точки зрения всё тоже было не просто. Мы с сестрой так и не вышли замуж, несмотря на возможности, завидное окружение и широкие личные контакты. Думаю, наши дяди и тёти испытали большое облегчение, когда мы достигли совершеннолетия, вышли из под опеки Суда лорд-канцлера и были предоставлены самим себе. Фактически я достигла совершеннолетия, когда моей младшей сестре исполнился двадцать один год.
Тогда и начался для нас новый жизненный цикл. Каждая пошла своей собственной дорогой. Оказалось, наши интересы прямо противоположны, и между нами пролегла первая трещина. Моя сестра решила получить степень по медицине и после нескольких месяцев подготовки поступила в Эдинбургский университет, где сделала блестящую карьеру. Что касается меня, я в то время не знала, чем заняться. Я получила исключительно хорошее классическое образование; бегло говорила по-французски и немного по-итальянски; у меня было довольно денег, чтобы комфортабельно устроиться в то сравнительно недорогое время. Я твёрдо верила в Христа, ибо разве не была я одной из избранных? Я верила в счастье на небесах для тех, кто думает так же, как я, и в ад для тех, кто так не думает, хотя старалась не слишком думать о них после того, как сделала всё возможное для спасения их души. Я действительно глубоко знала Библию, хорошо разбиралась в одежде, отлично выглядела и была удручающе, поразительно невежественна в том, что касается жизни. Мне не рассказывали абсолютно ничего о жизненных процессах, что приводило время от время к крупным разочарованиям; в то же время меня, похоже, любопытнейшим образом “защищали” в той своеобразной, необычной работе, какую я избрала в своем следующем жизненном цикле: от двадцати одного до двадцати восьми лет. Я вела совершенно защищённую жизнь, никуда не отправлялась без компаньонки, родственницы или служанки. Я была такой наивной, что почему-то была, по-видимому, в полной безопасности.
44] Один забавный инцидент, случившийся со мной в девятнадцать лет, иллюстрирует сказанное. Я отправилась погостить в один именитый английский дом, взяв с собой служанку. Разумеется, я не стану уточнять название и место. Я была единственной персоной в большой компании, не имевшей титула. В первую же ночь я заметила, что моя служанка готовит себе ночлег в маленькой гостиной по соседству с моей спальней, а когда выразила удивление, она заявила, что не собирается оставлять меня одну, нравится мне это или нет. Я ничего не поняла, как не понимала по большей части и разговоры за столом. Убеждена, что гостям я смертельно надоела; они считали меня круглой идиоткой. Намёки и остроты заставляли меня теряться в догадках и чувствовать себя дурой. Единственным моим утешением было то, что я хорошо одета, элегантна и умею танцевать. Спустя два дня утром после завтрака один очень известный человек — очаровательный, обворожительный, красивый, но с неважной репутацией — попросил разрешения поговорить со мной. Мы пошли в так называемую красную гостиную, и, когда остались одни, он заявил: “Я сказал хозяйке, что вы уезжаете сегодня утром на поезде в 10.30; прибудет экипаж, чтобы забрать вас на станцию, а служанка ваша уже получила приказание паковать вещи”. Я спросила, что, ради всего святого, я натворила. Он похлопал меня по плечу и ответил: “Приведу два факта. Первый: вы портите удовольствие большинству здесь присутствующих, кроме меня, потому что постоянно выглядите озадаченной и шокированной. Второй: вы не выглядите шокированной тогда, когда иногда это требуется. Вот это действительно серьёзно. Я решил, что по-другому вы не можете и надо бы о вас позаботиться”. Я уехала, как он и рассчитывал, не зная, чувствовать ли себя польщенной или уязвленной. Однако 45] этот эпизод показывает не только глупость и невежество девушек моего класса в те викторианские времена, но и тот факт, что некоторые беспутные люди очень любезны и проявляют понимание.
