Станислав Токарев - Хроника трагического перелета
Впрочем, «первые» звучит слишком общо и расплывчато: это в спорте бывает, что на высшей ступени пьедестала сразу двое, даже трое чемпионов. В истории первый всегда один, идет ли речь о личности или факте.
Советская Военная энциклопедия в статье «Авиация» называет первым Попова, Ефимова — вторым. Разберемся, так ли это.
Михаил Никифорович Ефимов, 1881 года рождения, сын смоленского крестьянина, перебравшегося в поисках счастья в Одессу и нашедшего работу в порту, служил электриком на телеграфе Юго — Западных железных дорог. Биографы утверждают, что в 1908 году он официально считался лучшим мотоциклистом (как тогда говорили, мотористом) России. Следовательно, чемпионом. Это, скажем так, некая лишняя ретушь на симпатичном портрете. Чемпионаты России ни по одному виду спорта не проводились, первый — в 1910 году — состоялся в Москве по лыжам, его выиграл дворник Павел Афанасьевич Бычков. А что борцы — профессионалы объявляли себя чемпионами мира, то их, увешанных бутафорскими медалями на лентах через плечо, надеваемых во время цирковых парадов — алле, числили десятками.
Ефимов окончил во Франции, в Мурмелоне — ле — Гран, школу Фармана и получил диплом («бреве») пилота — авиатора за № 31 15 февраля 1910 года. Диплом этот был удостоверением всемирного значения, так как в Париже обосновалась Международная федерация летунов, — его, таким образом, следует считать тридцать первым официально признанным авиатором мира.
Одесса увидела земляка в небе 8 марта того же года, а европейская слава пришла к нему в апреле — в Ницце.
Николай Евграфович Попов на семь лет старше. Сын богатого московского купца — суконщика, потомственного почетного гражданина, по образованию агроном. Он соприкоснулся с водухоплаванием ранее, был лично знаком с Фарманом, Блерио, братьями Вуазен. Но первоначальный его интерес — к аппаратам легче воздуха. В 1909 году он принял участие в попытке (неудачной) Уолтера Уэлмана и Мелвилла Уонимена достичь на дирижабле Северного полюса.
Связал судьбу с фирмой братьев Райт, легендарный успех имел раньше, чем Ефимов, — в марте 1910 года на «митинге» в Канне, но «бреве» получил позже Ефимова — его № 50. В России же — в Петербурге — прославился 25 апреля.
Заочную гонку они вели, как говорится, голова в голову. К Ефимову жизнь оказалась милостивей: летал он долго и удачливо, участвовал в первой мировой, в гражданской — на стороне красных, в 1919–м расстрелян белогвардейцами в Одесской бухте.
Попов его пережил, но что то была за жизнь? Тогда, в 1910–м, он разбился на аппарате Райта и дожил инвалидом на юге Франции до 1930 года. Настолько всеми забытый, что наши отечественные источники ошибочно считали его погибшим в Балканской войне 1912 года в качестве добровольца греко — черногорско — сербско — болгарских войн…
При всем поразительном несходстве характеров одно роднило двух первых (будем все же так считать) пилотов нашей страны. Конечно, талант. Да и то — разного свойства. Попов в воздухе был подобен отчаянному бретеру. Ефимова некогда печать величала «безрассудно — отважным», отваги ему было не занимать Стать, но она подкреплялась именно здравым рассудком — знанием техники, трезвостью оценки ситуаций, расчетливостью — как в спортивном смысле, так и в житейском.
* * *
Поначалу бедняк, купленный, в сущности, одесским банкиром бароном Иваном Спиридоновичем Ксидиасом, который дал ему деньги на обучение и на аэроплан (с дальним, конечном, коммерческим расчетом), он вскоре отбил из Парижа в Одесский аэроклуб телеграмму, которую и читать — то трудно — комок в горле:
«Нужда с детства мучила меня. Приехал во Францию. Мне было тяжело и больно: у меня не было ни единого франка. Я терпел, думал: полечу — оценят. Прошу Ксидиаса дать больному отцу 50 рублей, дает 25. Оборвался, прошу аванс 200 рублей, дает 200 франков (по курсу примерно в 2,5 раза меньше. — С. Т.). Без денег умер отец, без денег я поставил мировой рекорд… Кто оценит у нас искусство? Здесь за меня милые ученики заплатили (Фарман уже использовал Ефимова в качестве инструктора. — С. Т.), спасибо им. Больно и стыдно мне, первому русскому авиатору. Получил приглашение ехать в Аргентину. Заработаю — все уплачу Ксидиасу. Если контракт не будет уничтожен, не скоро увижу Россию. Прошу извинить меня».
Ксидиас — таки заставил его вернуться, ибо Ксидиасу принадлежал аппарат. Но Ефимов сумел откупиться (залез в долги), а потом в Европе летал столь успешно, что разбогател. Трудно утверждать вслед за газетными писаками, что у него вилла в Ницце, что секретарем он нанял сына русского консула в Монако. Вряд ли: ни транжирой, ни пижоном Михаил Никифорович не был. Да, сумел и деньги отложить, и купить аппараты — себе, младшему брату Тимофею, которого собственноручно научил летать и опекал всю жизнь. И, не увлекшись быстролетной европейской славою, вернулся домой, вскоре нашел выгодную службу. О, как умел беречь механизмы, жизнь, жизнь близких: дважды спас Тимошу, отговорив его от ненадежных затей. Собственно, и против бюрократов, загубивших перелет, он боролся. Но так, как умел, — вполголоса (впрочем, об этом ниже).
Попов… Вглядываясь в черты упрямого и дерзкого лица с крутым разлетом бровей над глазами, со взглядом которых, ежели обладатель их в ярости, пожалуй, лучше было не встречаться, размышляешь, чего (или, точнее, кого) больше было в нем: Дон Кихота, д'Артаньяна или (малость) барона Мюнхгаузена?
Биограф (опираясь на мемуары героя) утверждает, что Николаша в юности очутился в Южной Африке, участвовал в войне буров против англичан (старый вождь белых голландских переселенцев, боровшихся за независимость, «папаша» Крюгер и его сыны, шедшие с дробовиками против пушек, сделались тогда кумирами всех вольнолюбцев планеты, гимназисты зачитывались книжкой «Питер Мариц, юный бур из Трансвааля», пели «Трансваль, Трансваль, страна моя, ты вся горишь в огне…»). Но никаких достоверных подробностей о своих приключениях герой не приводит.
«Более выписал, чем вырубил себе славу», — не совсем справедливо, но и не без полного резона занес когда — то в тайный дневник злоязыкий князь Петр Андреевич Вяземский, верный и неверный друг Пушкина, о Денисе Давыдове, «бойце чернокудрявом с белым локоном на лбу». Трансваальскую эпопею Николай Евграфович, похоже, тоже «выписал». Но и без того первая, краткая часть его жизни — одиссея.
Абсолютно достоверно, например, что он участвовал в русско — японской войне в качестве военного корреспондента газеты «Русь», не вылезал с передовой.
А в 1908 году в том же журналистском качестве нашумел на всю страну, как отъявленный скандалист.
* * *
Тут вновь, увы, автор вынужден говорить о ретуши.
