Вячеслав Тимофеев - На незримом посту - Записки военного разведчика
- Когда прийти за лекалами? - спросил я.
- Сперва познакомимся, молодой человек, - улыбнулся фрезеровщик и протянул мне руку: - Иосиф Адамчик.
- Вячеслав Тимофеев, - ответил я и пожал его руку.
- Завтра к вечеру загляните, может, что-нибудь и получится.
Я уже хотел было уйти, но его неожиданный вопрос заставил меня задержаться.
- А вы где-нибудь учитесь, Слава? - спросил Адамчик.
- Какое там! Не до учебы. Готовлюсь сдавать пробу.
- Я очень советовал бы вам записаться на вечерние курсы при мужской гимназии. Они только что открылись. Правда, трудновато будет: девять часов на заводе да два часа в дороге... Понимаю вас. Но учиться-то надо! Хорошенько подумайте над этим.
- Подумаю...
Мне понравился фрезеровщик, его доброжелательность, дружеский тон разговора. Он был намного старше меня, а разговаривал как с равным.
На следующий день я заглянул к Адамчику.
- Юной смене рабочего класса уважение! - дружески приветствовал он меня. - Получайте свою струбциночку, а лекала, извините, запорол. Представьте, запорол!
В это время к нам подошел Николай Шверник.
- Слава, - сказал он, - у меня под станком лежит полосовая сталь, наруби ее и принеси сюда.
Если Николай Михайлович хочет выручить Адамчика, значит, так нужно, подумал я.
Адамчик, как вскоре убедились все в нашей мастерской, оказался человеком очень способным и быстро овладел специальностью фрезеровщика. Правда, в этом ему помогали товарищи по работе, и прежде всего Николай Михайлович Шверник. Но помощь эта оказывалась тайно от администрации мастерской.
И вот однажды (это было в сентябре) Адамчик не вышел на работу в свою смену. А вечером того же дня распространился слух, что он арестован.
В то время я, конечно, не знал, что Иосиф Адамчик и Валериан Владимирович Куйбышев одно и то же лицо. Это стало известно только после Февральской революции, когда Валериан Владимирович вернулся в Самару, но уже под своей фамилией.
Вспоминая прошлое, я не заметил, как наступил рассвет. Горизонт посеребрился, небо посветлело. Надо было будить Кожевникова.
- Яша, скоро Мелекесс, - тронул я его за плечо.
- Вот это да! - открыл он глаза. - А мне кажется, что я только что задремал.
Отряхнув с пиджака солому и пригладив взлохмаченные волосы, Кожевников пожал мне руку и подошел к двери.
- Я спрыгну на ходу у семафора и буду пробираться в Самару, а ты поезжай дальше. В Симбирске ищи Куйбышева и записку ему передай лично.
Погожий летний день клонился к вечеру. Багровый шар солнца уже коснулся горизонта. Золотом горели купола церквей, от садов веяло прохладой.
Я и раньше бывал в Симбирске и любил этот старинный город. И мне захотелось выйти к Гончаровскому обрыву, чтобы полюбоваться могучей рекой. Но надо было спешить в Троицкую гостиницу, где, как мне сказали, находился Куйбышев.
Дежурная не могла припомнить, в каком номере живет Куйбышев.
- А кто он такой? - спрашивает она у меня.
- Председатель Самарского ревкома.
- Это не тот ли, что с царской яхты перебрался к нам третьего дня? предположил сторож.
- Тогда, кажись, в двенадцатом! - обрадовалась дежурная.
И я направился по длинному темному коридору в поисках этого двенадцатого номера. С трудом разглядев на двери цифру "12", постучал и, услышав: "Входите", вошел в освещенную лучами заходящего солнца просторную комнату с двумя окнами. Слева, поближе к окну, стоял письменный стол с массивной стеклянной чернильницей, над которой застыл бронзовый олень с обломанными рогами.
Валериан Владимирович в косоворотке, с расстегнутым воротом сидел на небольшом диванчике. Рядом с ним сидел Шверник. Увидев Николая Михайловича, я обрадовался.
- А, Тимофеев! Проходи, проходи, - приветливо улыбаясь, Куйбышев поднялся и, откинув упавшую на лоб длинную прядь волос, шагнул мне навстречу. Шверник тоже тепло, по-дружески пожал мне руку.
Сидя за небольшим покрытым скатертью столом, мы говорили о Самаре, вспомнили Трубочный завод, общих знакомых.
Мой приход, видимо, расположил Куйбышева и Шверника к воспоминаниям, и они заговорили о людях, с которыми встречались в годы подполья. Именно здесь я впервые услышал от Шверника о Серафиме Ивановне Дерябиной, члене партии с 1904 года, которая в 1907 году возглавляла Екатеринбургскую партийную организацию, позже работала на Урале, в Челябинске, Ростове, Петербурге, а в 1913 году вместе с Владимиром Ильичем Лениным участвовала в Поронинском совещании.
- Паршина Федю помните? - вдруг спросил Куйбышев. - Губком поручил ему организовать большевистскую группу в Самаре, и он отлично справился с этим заданием. Действует группа смело, решительно. Мне рассказывали о замечательном семействе Болдыревых: трех сестрах - Анне, Ксении, Анастасии и двух братьях - Иване и Петре. Все они - активные члены группы Паршина, которая делает большое и нужное дело...
Позже я понял, что этот разговор Валериан Владимирович и Николай Михайлович затеяли неспроста. На живых примерах они знакомили меня с работой подпольщиков, нередко связанной с опасностью для жизни.
- А что ты делал в сергиевском хозяйстве губсовнархоза? - спросил меня Шверник.
И я рассказал о стычке с управляющим голицынского имения, о своей службе в запасном эскадроне и о последней беседе с Кожевниковым.
За окном сгущались сумерки. Полумрак окутал комнату.
- Хорошие же мы хозяева, - вдруг спохватился Куйбышев. - По русскому обычаю, гостя сначала надо накормить.
Валериан Владимирович встал, зажег свечу, поставил на стол чайник, мелко наколотый сахар, консервы и хлеб.
Только теперь вспомнил я, что приехал сюда не в гости, а по важному делу, и передал Куйбышеву немного помятый бурый конверт.
- Это вам от Кожевникова.
- Значит, Яша опять направился в Самару, - прочитав письмо, произнес Валериан Владимирович. - Это, пожалуй, неплохо. А как дела в Бугульме? Расскажи, о чем народ говорит, какие там настроения у людей.
И я вспомнил такой эпизод. Однажды на станции Бугульма, куда я пришел, чтобы переслать с кем-нибудь из земляков письмо матери, видел, как команда бронепоезда выбирала башенного командира. Никто не слушал, все говорили одновременно, перебивая друг друга. Какой-то матрос пытался рассказать о достоинствах кандидата. Но ему не дали говорить. Поднялся шум, спор, и дело кончилось дракой...
- Это работа анархистов - узнаю их почерк, - шагая из угла в угол, заметил Шверник.
- Ну а какие настроения среди крестьян? - спросил Куйбышев.
Я подробно рассказал обо всем, что знал. Валериан Владимирович и Николай Михайлович внимательно слушали, задавали вопросы.
- Деревня еще переживает Октябрь, - заметил Куйбышев, - все приглядывается, прикидывает. Оно и понятно - крестьяне... Ну а твои родители где?
